напрочь.
Что-то похоже на ту передачу, которая уже была в том году, который остался только в памяти.
ЭМ:
– Чё все зациклились на этой политике.
А на самом деле, вся политика всем по барабану и полностью и в частности, после того, как не стало в ней Бурбулиса и Гайдара. Ибо и не стало правды, как и политики.
По-моему, это вообще та же передача. Как это может быть – непонятно. Проверить – жаль – нет времени пока. Но там не было Ирины Прохоровой, а только упоминание ее журнала и что там было дело:
– Обсуждали Маринину.
Вот это применение слова ДА И. Прохоровой именно то, от чего хочет уйти Маринина, как от литературы, в целом и полностью здесь зомбированной.
Идея хорошая, но всё равно невыполнимая, хотя и говорит просто и ясно, но:
– Липу. – Ибо даже велосипед изобрести еще раз – почти невозможно.
Текст – как и картину художнику – написать-нарисовать, ох, как непросто – вплоть до того, что почти ни у кого абсолютно не получается.
Как художник из деревни Перемилово едва додумался, и не надо поступать даже в Суриковское, чтобы не завели в такой лес, откуда уже не выйти, а ломонулся в Полиграфический, а потом и вообще отчалил в деревню.
Перебор, неизвестно откуда берущихся проблем существует в этом деле художества.
Несколько книг пытался прочитать именно с надеждой:
– Бывает? – оказалось по-прежнему, – нет, не потому что нет, а просто:
– Мир так и стоит на трех китах. – Полный ноль. Дерево. Книги нечитабельны абсолютно, пусть даже люди там-тамтамтам – одни милиционеры.
Сплошная именно реклама того, что здесь только и рекламируется:
– Небыль.
Идет один смысл:
– Поиздеваться над живущими здесь людьми, тем более, что они – сволочи – и на те:
– Любили Гайдара, – а теперь вот пусть обожрутся:
– Обратностью.
Нет рекламы, а это что сейчас идет, – знак вопроса не нужен.
Илья Дадашидзе опять педалирует, что это все читают. Ложь, ибо оснований для чтения не приводится никаких. Кроме:
– Редактора мне говорят, что людям это нравится, – что что, если не опять двадцать пять:
– Реклама.
– Мы можем говорить только: мне нравится, – Маринина.
Это первая очевидная ложь, ибо Агата Кристи нравилась всем, как и за продолжением книги Сэлинджера стояли очереди у газетного киоска, чтобы купить продолжение.
Как нельзя говорить во Звездных Войнах – кино, что кому-то нравится, а кому-то нет, ибо число желающих купить на них билет было больше даже, чем стоит это слово:
– Нравицца.
Поэтому я и говорил, что Маринина со своими простыми здраво-смыслящими ответами обязательно попадется на лжи, или на дубовой неграмотности. Что и произошло. Потому что есть объективные обоснования художественности, которой здесь почти не бывает, т.к.:
– Запрещено официально уже с 1948 года, и даже еще раньше, когда осмеяли художественность в лице Зощенко.
Есть