любого солдата из своей армии и достигал половины спичечного коробка. Но ни его рост, ни его квадратная голова с мощной выступающей челюстью нисколько не смутили человека. Он даже не заметил фельдмаршала. Его взгляд был прикован к Ваугашин и лежащему у неё на руках младенцу. Вождь подбежал к ним и упал на колени, бесцеремонно вдавив Аттилу по прозвищу Свирепый в мокрый песок, на котором еще виднелись следы, оставленные мудрым Акутой.
Порт Макапа
Вдоль пологого берега, увитого корнями мангровых деревьев и утыканного лодками, стояли тростниковые хижины рыбаков.
Всё пространство вокруг домов было завалено разбитыми ящиками, порванными и спутанными сетями, рассохшимися бочками для солонины, прогнившими парусами, кусками мачт, ржавыми якорями и прочим хламом. Всё, что приходило в негодность, сваливали за домами и возле них. Вдобавок ко всему сюда же сливали помои, бросали старую истлевшую одежду, пустые бутылки и дохлых животных. Всё это не придавало поселку чистоты, а запахи заставляли даже самых стойких зажимать носы, проходя мимо рыбацкой деревушки.
За поселком рыбаков начинался город Макапа27 с его каменными двух- и трехэтажными строениями. В городе была всего одна улица. Дома, выстроившись в одну кривую линию, тянулись до того места, где река, разорванная островами, соединялась в один широкий пенящийся поток; там уже пахло океаном и слышен был шум прибоя.
В конце улицы виднелась католическая церковь с покосившимся крестом и красной черепичной крышей, за кирхой, как называли её католики, торчали полуразрушенные бастионы крепости.
К каменным крепостным стенам привалился двухэтажный трактир.
На первом этаже была харчевня, а на верхнем размещалась дешевая гостиница. Рядом с трактиром был рынок, а чуть ниже по улице – порт. Причал был утыкан парусными шхунам и рыбацкими вёсельными баркасами, среди которых гордо возвышался двухэтажный колесный пароход с не совсем уместным для речного судна названием «Гончий пёс».
В сезон дождей28 Макапа замирал, превращаясь из оживленного портового городка в захолустье на краю света. Гостиница пустовала второй месяц. Хозяин заведения был безмерно рад, когда в порт вошел корабль и бросил якорь. Но радовался трактирщик не пароходу, а постояльцу в виде неопрятного идальго29, которому смог в «мертвый сезон» продать комнату по цене в два раза дороже, чем в хорошие времена.
Гонсалес
На втором этаже, в одном из номеров, пропахшем ромом и клопами, на жесткой походной кровати лежал худосочный мужчина с орлиным носом и жесткими каштановыми волосами на голове. Точно такого же цвета и точно такой же жесткости были его усы, которые топорщились во все стороны. Одет он был в жакет, из-под которого торчала грязная, давно не стиранная сорочка; черные, расшитые бисером брюки были заправлены в ботфорты, а на шее был повязан платок в крупную черно-белую клетку.
Через прикрытые ставни доносились крики торговцев, пьяная ругань, грохот якорных цепей и скрип уключин – всё, что люди слышат