к людям, сиюминутные порывы ее нелегкого характера. Как подтверждение этому, вспоминается случай с Семеном Островским, студентом-филологом Киевского университета, который по собственной инициативе и, главное, без согласования с Ариадной Сергеевной установил памятный камень на месте, «где хотела бы лежать» Марина Цветаева. Узнав об этом, А.С. Эфрон (она и А.А. Шкодина отдыхали в Латвии) дала срочную телеграмму в Тарусу с требованием убрать злополучный камень. А потом жалела о своем скоропалительном решении: «…Островский чудесный мальчик, вполне, весь, с головы до ног входящий в цветаевскую формулу “любовь есть действие”, мне думается, что, когда соберем мнения всех членов комиссии по поводу его великолепной романтической затеи, надо будет написать ему от имени комиссии премудрое письмо, т. е. суметь и осудить необдуманность затеи, и… поблагодарить его за нее. Мальчишка совершенно нищий, в обтрепанных штанцах, всё сделал сам, голыми руками, – на стипендию – да тут не в деньгах дело! – писала она В.Н. Орлову 15 августа 1962 г. – Сумел убедить исполком, сумел от директора каменоломни получить глыбу и транспорт, нашел каменотесов – всё в течение недели, под проливным дождем, движимый единственным стремлением выполнить волю… И мне, дочери, пришлось бороться с ним и побороть его. Всё это ужасно. Трудно рассудку перебарывать душу…»[18].
Ариадна Сергеевна любила Тарусу и большую часть года жила там вместе со своей подругой Адой Александровной Шкодиной и любимой кошкой Шушкой, о которой восторженно писала почти в каждом письме. В фокусе ее восприятия также всегда обожаемая ею Таруса. Впечатления от ее красот часто становятся предметом описаний в посланиях к Анне Саакянц. Дом ее всегда открыт для друзей. Она приглашала к себе молодежь: Анну Саакянц, Елену Коркину, Ирину Емельянову, Инну Малинкович с подругой. Бывали у нее и Вероника Швейцер, и Юлия Живова, и Владимир Сосинский с семьей, и Анастасия Ивановна Цветаева с внучкой Ритой, и многие-многие другие – «родственники и не-родственники, знакомые свои и знакомые своих знакомых», школьники и студенты, интересующиеся творчеством Марины Цветаевой. Она притягивала к себе людей. Об этом сохранилось и свидетельство ее тарусской соседки Татьяны Щербаковой: «Приветливая, обаятельная, иногда загадочная, закрытая, постоянно занятая работой. <…> Она легко завоевывала симпатии и желание общаться самых разных людей – будь то знаменитый скульптор Бондаренко или девушка-почтальон, приносившая ей многочисленную корреспонденцию. <…> Она была очень сильным человеком. Удивительное дело: жизненные трудности не убавляли ее способности радоваться, шутить, помнить хорошее…»[19]
А. Эфрон была в курсе литературных дел, следила за публикациями в толстых журналах, газетах, за появлением новых изданий. Ею велась и обширная переписка с писателями (П.Г. Антокольским, Э.Г. Казакевичем, И.Г. Эренбургом и др.), поэтому в письмах представлен и литературный фон «оттепельных» времен. Так, она тяжело переживала события с Пастернаком,