не вдохновляет ни актеров, ни режиссеров, более того – повергает в священный трепет. Нельзя забывать, настаивал Маяковский, что театр в первую очередь – зрелище. Цель театра – потрясать души и одновременно служить «столом претензий». Актер должен всегда помнить, что его задача схватить зрителя за горло, пробрать до селезенки, заострив все актуальные проблемы.
Голос Каплера гремел, видимо, изображая интонации Маяковского. Марина его завороженно слушала. Рокот бомбардировщиков теперь удалялся. Зенитки смолкли. Сирены пропели отбой.
– Ну, вот и все, – прошептала Марина. – На этот раз пронесло.
Алексей Яковлевич не ответил. Скрипнув пружинами, он встал с дивана и куда-то направился. Оказалось, к умывальнику. По звукам Марина определила, что он пьет прямо из крана. Сквозь хлюпанье он предложил Марине стакан воды. Пока Марина пила, Каплер сменил тему:
– До утра, Марина Андреевна, мы отсюда не выберемся. Так что вам придется скоротать ночь на этом диванчике. За меня не волнуйтесь, уж найду, где притулиться.
На что Марина лукаво откликнулась из темноты:
– Ну, если вы настаиваете, чтоб я называла вас Люсей, тогда и вы меня зовите не Мариной Андреевной, а как-нибудь покороче.
Одобрительно хмыкнув, Каплер сообщил, что все-таки пойдет заглянет в аптечку, если та вдруг окажется на месте. Мгновенно вспыхнул фонарик, и мужчина вышел из комнатки. Его шаги гулко разносились по длинному пустому коридору, постепенно удаляясь. Марина легла набок и уютно свернулась клубочком, примостив голову на диванном валике. Некоторое время она прислушивалась к шагам Алексея Яковлевича, потом отвлеклась.
Этой ночью Марине пришлось так долго ловить каждый звук, что ей надоело. Она и не заметила, как заснула.
А когда проснулась, солнечный свет уже позолотил шторы. В комнате было нечем дышать. Каплер сладко спал, подпирая плечом стенку и подложив руки под голову. Его ноги свешивались с дивана. Он постарался как можно больше увеличить расстояние между ними. Его лицо было ясным, спокойным, но он тяжело дышал. На висках блестели капельки пота. Руки запутались в густой шевелюре. На нем была синяя полотняная рубашка с расстегнутыми пуговицами. На его нежной шее трепетала жилка. Марина долго разглядывала Алексея, не заметив на его лице и следа ночного ужаса.
В парке вовсю щебетали птицы, словно и не было никакой войны.
Марина встала с дивана, стараясь не разбудить Каплера. Она приоткрыла окно, не раздвинув шторы. В каморку сразу ворвался свежий утренний воздух вместе с вдохновенным, победным птичьим пересвистом. Марина разделась перед умывальником и мокрой салфеткой, зажав ее в запястьях, кое-как обмылась. Стараясь не шуметь, она было собралась помыть голову. Но тут проснулся Каплер.
Она к нему повернулась, как была, совершенно голая. Он лежал, опершись на локоть, будто рассеченный напополам лучом света, и молча улыбался. Выставив свои облезшие ладони, Марина возгласила:
– Алексей