Нож освободил Возвращение, показывает Небо.
Ему лучше было меня убить. Он уже убил одного из Земли до этого, ножом, в голосе, который он не в силах заглушить. Но оказался слишком труслив, чтобы оказать эту милость и Возвращению.
Если бы он убил тебя, как ты того хотел, показывает Небо (причем так, что я невольно перевожу взгляд обратно на него), Земли бы здесь не было.
Да, показываю я, здесь, где мы ничего не делаем. Где мы сидим, наблюдаем и ждем, вместо того чтобы БИТЬСЯ С ВРАГАМИ.
Ожидание и наблюдение – тоже часть битвы. Расчистка стала сильнее за время перемирия. Люди сделались яростнее, как и их оружие.
Но и Земле тоже ярости не занимать, разве нет?
Небо долго смотрит мне в глаза, потом отворачивается и говорит на языке Земли, рассылая весть, которая летит от одного к другому и достигает той, кто – теперь я вижу – уже приготовила лук с горящей стрелой. Она целится и пускает стрелу в ночь с самой вершины холма.
Вся Земля провожает ее глазами – своими собственными или через голос других, – пока она не поражает парящий свет, который, крутясь, летит вниз и падает в реку.
Сегодня состоялась одна битва, показывает мне Небо (из лагеря Расчистки доносится негромкий вскрик). Но в войне их много.
Он снова берет меня за руку – за ту, на которой я отрастил густой рукав из лишайника… за ту, которая болит и не исцелится уже никогда. Я отдергиваю ее, но он снова тянется и берет, и я даю длинным белым пальцам легонько поднять ее за запястье и раздвинуть рукав…
И нет, мы не забудем, зачем мы здесь, показывает Небо.
И слово идет дальше, на языке Бремени, которого Земля боится, потому что это стыд, – оно распространяется среди всех, пока я не начинаю слышать их всех, чувствовать их всех…
Чувствовать, как вся Земля говорит вместе: мы не забудем.
Они видят мою руку глазами Неба.
Полоску металла с надписью на языке Расчистки.
Вечное клеймо на мне, истинное имя, что навек отделило меня от них.
1017.
Вторые шансы
Затишье
ШУМ БРЭДЛИ БЫЛ УЖАСЕН.
ГРОМКО,
КАК ЖЕ ГРОМКО
СИМОНА И ВИОЛА ТАРАЩАТСЯ НА МЕНЯ ТАК, БУДТО Я УМИРАЮ…
Я ПРАВДА УМИРАЮ?
ПРИЗЕМЛИТЬСЯ ПОСРЕДИ ВОЙНЫ
55 ДНЕЙ ДО КОНВОЯ.
Может, можно полететь куда-то еще?
55 ДНЕЙ ДО НОРМАЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ, ГОСПОДИ.
55 ДНЕЙ ЖДАТЬ СМЕРТИ.
Я ЧТО, ПРАВДА, УМИРАЮ?
– Ты не умираешь! – подала я голос с койки, где Симона колола сращивающее кости лекарство мне в лодыжки. – Брэдли…
– Нет, – он протянул руки, чтобы меня остановить. – Я себя чувствую голымголымголым! Ты себе не представляешь, каким голым я себя из-за этого чувствую!
Симона превратила спальный отсек разведчика в импровизированный дом исцеления. Одну койку занимала я, другую Брэдли: глаза вытаращены, уши зажаты руками, Шум с каждой секундой все громче…
– Ты уверена, что с ним все будет в порядке? – прошептала мне на ухо Симона, заканчивая с инъекциями и переходя к наложению повязок.
Голос