разговор в другое русло.
– Если Марат Чис-Гирей здесь только затем, чтобы раздавать лавровые венки, – спросил я. – То почему его кто-то пытался убить? За плохие стихи?
Сэр Томас засмеялся добродушным смехом.
– Я как раз вспомнил, что о нем рассказывали, – пояснил он. – Говорят, крупные литературные журналы платят Чис-Гирею именно за то, чтобы тот не приносил им своих новых стихов… Да, с тех пор, как последний император Асгарда мирно скончался во сне, поэмы о свободе там перестали пользоваться успехом. Увы.
– Во сне, – пробормотала Франсуаз. – Как же. В его алкоголе было столько крови – целый процент. Не удивительно, что он не оставил наследников.
– Несмотря на то, что мода на восхваление свободы прошла, – продолжал сэр Томас. – Марат Чис-Гирей остается видной фигурой. Он своего рода символ борьбы за свободу – борьбы, которая, к слову, закончилась победой, без гражданской войны и кровопролития…
Он взял со стола массивный черный крест, и я решил, что наш хозяин решил призвать к себе в свидетели силы Тьмы.
– Нам еще повезло, что Небесные Боги охраняют этот город. Здесь не действует ни огнестрельное оружие, ни магические жезлы. Но, конечно, против стали или дубинки это не поможет.
Чартуотер отвинтил крышку, венчавшую один из концов креста, и сделал добрый глоток из того, что оказалось большой фигурной флягой.
– Хороший коньяк, – сообщил он. – Помогает во время молитвы. У Чис-Гирея много врагов, в том числе, среди аристократов Асгарда. Они теперь оказались не у дел. Марата многие хотят убить…
Он просиял.
– Впрочем, мы здесь не за этим.
Стоило подивиться его таланту говорить двусмысленности – но не вслух.
– Ладно, друзья мои, – сказал Чартуотер, вставая. – Оставим мараться об Марата нашим коллегам из церковной гвардии. Сам я, как вы знаете, в Церковном Граде лишь гость, так что не знаю всех подробностей. Но у нас вполне хватает и своих забот… Пойдемте.
3
Белые стены окружали внутренний дворик. Деревья здесь были подстрижены так ровно и так красиво, что казались ненастоящими.
– Вспышка философии зла сильно всех обеспокоила, – сказал сэр Томас. – Сюда, пожалуйста.
– Особенно, меня, – процедила Франсуаз. – Меня там чуть не убили.
– Собрались все, – продолжал Чартуотер. – Епископы из Великой Церкви. Некроманты. Волхвы. Даже весталки притащились, хотя их никто не звал.
На белой поверхности здания сияла серебряная заплата двери. Казалось, ее никто не охраняет, но я не рискнул бы это проверять.
– Многие говорили, что все дело в проклятой тюрьме Сокорро. Весталки потребовали ее уничтожить. Написали обширнейший манифест. Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь его читал…
За серебряной дверью открывалась тьма – такая черная, и такая злая, что ее не мог развеять даже солнечный свет.
Я благоразумно пропустил Френки вперед.
– Я хочу прочитать, – сказала Франсуаз.
– Манифест весталок? – не на шутку удивился