душенька, не одна ты мастерица была пироги такие печь, – подумал он.
Заметив рядом с пирогом ещё какой-то предмет, завёрнутый в чистую белую тряпочку, он с любопытством развернул его и тотчас же изменился в лице. Горло его перехватило, будто удавкой. Он хотел крикнуть, но не смог произнести ни слова.
Перед ним лежал медальон, который он подарил своей дочери на её двенадцатилетние – день, когда, согласно еврейской традиции, девочка становится взрослой. Считается, что с этого времени она сама несёт ответственность перед богом за все свои действия и в каждой еврейской семье этот день считается большим событием, как для девочки, так и для её родителей. В тот день Йосиф Гурович накрыл стол в синагоге, и веселился со своими гостями от всего сердца.
Жадно вглядываясь в медальон, банкир поднёс его к самым глазам. Ошибки быть не могло: в цепочке был заметен маленький изъян. Два её звена были соединены между собой тоненькой жёлтой проволочкой. Он сам скрепил ею порвавшиеся звенья, когда дочка зацепилась за ветку дерева и порвала цепочку.
Задыхаясь, Гурович разорвал ворот рубашки и, глубоко вздохнув, прохрипел:
– Стефа!
Почувствовав по голосу хозяина, что случилось что-то неладное, верная служанка стремглав бросилась к нему назад в кабинет. Увидев, в каком состоянии банкир, она всплеснула руками:
– Серденько мое, шо сталося?
Гурович, у которого опять перехватило дыхание, молча махнул на дверь. Затем еле-еле выдавил из себя:
– Верни!.. Женщину эту… верни!
– Сейчас-сейчас, сынок, – засуетилась старушка. – Я мигом, – и помчалась стрелой вниз по лестнице.
Догнала она Анну уже на другой улице.
– Вертайся скорее, барин тебя кличет, – запыхавшись, крикнула она ей издали.
Анна послушно повернула назад и вслед за служанкой вошла в дом. Молодая женщина отметила, что обстановка в доме хоть и скромная, но качественная, а мебель сделана из дорогого красного дерева. В доме царили чистота и порядок. Они поднялись по дубовой, отполированной до блеска лестнице на второй этаж, и остановились возле высокой двери, украшенной резным деревянным рисунком.
– Ну, заходь, – подтолкнула женщину служанка.
Но Анна будто приросла к полу. Ноги не хотели её слушаться, а сердце вдруг забилось так стремительно, будто готово было выскочить из груди.
– Вот глупая, – пристыдила она себя, собираясь с духом.
Но тут дверь сама распахнулась, и она услышала с порога, то ли стон, то ли крик:
– Боже мой, Анна!
И тут произошло то, что ей обещал доктор Капилло:
– Не отчаивайтесь, Анна, – сказал он ей однажды. – Память может вернуться к вам так же неожиданно, как и исчезла.
Ещё не поднимая головы, Анна уже знала, что перед ней стоит её отец.
В одну секунду вся её жизнь пронеслась перед глазами, и она вспомнила её всю до мельчайших подробностей. Она отчётливо увидела