Равно как и не буду утверждать, что до конца понял смысл этого слова. Следующим утром Юфань ждала меня в роще рядом с монастырем. Была ли это любовь или нечто, о чем стоит спросить у сорокалетних мужчин, я не знаю. Может, так и стоит назвать это чувство: «встреча в роще» плюс с десяток пунктов уточняющих подробностей.
– Не обижайся на сестру, – первым делом попросила Юфань. – Мунь очень хорошая и заботится обо мне.
Я поспешил заверить Юфань, что ни о какой обиде речь не идет, и даже неосторожно рассказал ей о своем первоначальном выборе. Юфань долго смеялась и никак не могла остановиться.
Наши встречи продолжались два месяца, и за это время я даже близок не был к вещам, о которых так легко распространялся Тян долгими монастырскими вечерами. Один раз я увидел, как по платью Юфань ползет маленький паучок, я протянул руку, чтобы смахнуть безобидное насекомое, но Юфань отдернулась от меня, словно ошпаренная. Я немедленно объяснил девушке свой жест, и паук, продолжающий свое странствие по платью Юфань, стал свидетелем моей целомудренности. Юфань, смеясь, приняла мои объяснения, но тот страх, который появился в ее глазах, навсегда заставил меня отказаться от каких-либо помыслов. Я боялся потерять Юфань настолько, что не мог решиться на поцелуй даже в мыслях.
Спустя два месяца я твердо решил навсегда остаться рядом с Юфань на всю жизнь. Я планировал уйти из монастыря, построить дом и обзавестись хозяйством, убедив тем самым отца Юфань и ее сестру в своей надежности. Юфань полностью вытеснила из моей головы все мысли о поисках родителей. Возможность быть таким, как все, и жить, как все, захватила меня целиком. Я не рассказывал Юфань о своих не очень-то грандиозных планах, но уже начал присматривать место, где будет стоять наш будущий дом.
Как выяснилось, планы Юфань простирались еще дальше. Как-то во время беседы Юфань неожиданно нахмурилась и испытующе посмотрела на меня.
– Что? – спросил я. – Что-то не так?
– Если я рожу девочку, – неожиданно заявила Юфань, – я не буду перематывать ей грудь и стопы. Это очень больно.
Дело в том, что китайские каноны женской красоты были своеобразны. Считалось, что большие ноги и большая грудь – уродство, а девушка в идеале должна быть тоньше тростинки. И если с этим можно было как-то согласиться, то рецепт идеальной женской красоты в Китае вызывал большие вопросы. Начиная с самого детства рачительные мамаши, желая своему чаду всех благ, стягивали грудь дочки плотной холщовой тканью, а ноги бинтовали, максимально подтягивая носок к пятке. В семье Юфань не было мамы, только вечно занятый крестьянин Яо, который совсем забыл про дедовские традиции, воспитывая Мунь, и вспомнил про них, когда дело дошло до Юфань. Нужно ли говорить, что отцовские бинты были намного туже, нежели те, которые бы затянула гипотетическая мама.
– И еще я не буду заставлять ее учить имена всех родственников до седьмого колена, – продолжала