«сам» Славик не договорил, из комнаты вдруг донесся женский голос, жеманный и призывный.
Одногруппник самодовольно ухмыльнулся. Нахимов понял, что вся комедия с больничными делами затеяна не в последнюю очередь и для возможности общения с прекрасной или не очень, но, во всяком случае, чрезвычайно доступной барышней, скучающей сейчас в тесной общежитской комнате.
Вопросы пола решались в физтеховской среде сложно и мучительно. У того же Славика имелся сосед по комнате по имени Руслан, отличавшийся экстравагантностью и независимостью, почерпнутой у старшекурсников, с которыми он общался. После каждой новой девушки, которую ему удавалось уломать и сподвигнуть на физическую близость, он вырезал на спинке кровати звездочку. Перипетии своих стремительных романов Руслан пересказывал за чашкой чая менее искушенным студентам, которые подобные пикантные сведения впитывали, как воду сухая губка.
Утопающий хватается за соломинку. Совершенно не зная, что предпринять, Нахимов, оставив Славика решать не менее сложные, чем исследования абсолютно сходящихся рядов, проблемы пола, решил последовать его совету. Он вернулся в комнату, взял пакетик с тетрадью Семена, запер дверь на ключ и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж в надежде застать на месте студента третьего курса Синицына.
Нахимов постучал в дверь комнаты, но ответа не дождался. Он с досадой дернул ручку, и, о чудо, дверь оказалась не заперта. Обрадованный Нахимов, еще раз деликатно постучавшись, просунул голову внутрь. В комнате была относительная чистота, пол аккуратно подметен и вымыт, на окне чистенькие занавески, не казенные коричневые, а какие-то нежные, бежевые, с цветочками. Плитка с чайником. На стуле толстая книжка и газета «Вечерняя Москва», на столе хлеб в целлофане и пустые баночки от сметаны, майонез, стаканы и кружки, змейкой вился кипятильник. На краю стола перед окном наличествовал небольшой черного цвета приемник, под койкой пылился освежитель для обуви. Слева от двери лежали кроссовки и ботинки, на полках теснились кассеты и пустые катушки от пленок, целый ряд разноформатных книг, тоскливо пустая коробка от торта «Москвичка» и экзотично смотрящаяся банка индийского кофе «майсор». На платяном шкафу виднелась кипа газет.
Три койки, аккуратно застеленные покрывалами, и с водруженными на них подушками в белых наволочках, пустовали, а в дальнем углу на кровати, прикрыв глаза, лежал сам Синицын в новеньком, как видно, дорогом спортивном костюме и слушал музыку из магнитофона «Астра».
«Они красят стены в коричневый цвет и пишут на крышах слова, имеют на завтрак имбирный лимон и рубль считают за два. Мне было бы лестно придти к ним домой и оказаться сильней, но, чтобы стоять, я должен держаться корней».
Чтобы не подпортить Синицыну настроение, Нахимов дождался, когда БГ с записи московского «квартирника» допоет песню, и только тогда постучался во второй раз, на этот раз намного громче.
Услышав стук, Синицын встрепенулся, словно выходя из транса, и убрал руку с глаз.
Русые волосы рассыпались по широкому лбу,