Нахимов, то, что там написано, нахрапом не возьмешь. Эту тетрадь надо месяцами изучать. Все конспективно, одни выводы, многие выкладки он пропускал. Надо расшифровывать. Я понимаю, что теперь все имущество Семена принадлежит родственникам. Вы ведь близко знаете его маму, прошу вас, поговорите с ней, постарайтесь убедить, что эта тетрадь имеет для всех нас чрезвычайно важное значение.
Александр кивнул и бережно засунул тетрадь в свой уже слегка потрепанный пакет.
***
Он попрощался с доцентом, вышел из столовой, двинулся по дороге, ведущей к общежитиям, слушая песни марширующих пятикурсников, и внезапно заметил идущую навстречу стройную девичью фигуру в светлом плаще и темно-синих туфлях. Та тоже увидела его, улыбнулась, поправила прическу и остановилась.
– Привет, Вика!
– Привет!
Они учились на одном курсе, в одной и той же группе. Ладно скроенная, с темно-русыми волосами и глазами цвета спелой вишни, красивыми чувственными губами и милыми ямочками на щеках, она безоговорочно слыла красавицей на первом курсе. Да и с мозгами все оказалось в порядке. Как сказал известный ловелас Сережа Федин, «чува абсолютно при всем». При поступлении она набрала восемнадцать баллов из двадцати, что для физтеха являлось отличным результатом. Двадцать из двадцати, как правило, набирали победители международных олимпиад да выпускники физико-математических школ Москвы, Киева, Минска, Баку, Алма-Аты или Вильнюса, короче говоря, крупных индустриальных центров плюс избранные самородки вроде Семена. Но и сама Вика была из миллионного города Горького, где в это самое время еще пребывал в изгнании академик Сахаров. Руководство партии, видно, отличалось своеобразным чувством юмора. Можно представить себе Леонида Ильича, разговаривающего с Андроповым.
– А может, Юрий Владимирович, того…
– Что того, Леонид Ильич?
Генсек делает неопределенное движение густыми, почти сросшимися бровями, как бы на что-то намекая.
Андропов, не меняя выражения каменного лица, будто разбитого параличом или зацементированного гримом, с интонацией взрослого, разговаривающего с неразумным младенцем:
– Ну, что вы, Леонид Ильич, во-первых, времена уже не те, надо с оглядкой на Запад, развоняются так, что хоть нос затыкай, слишком известная фигура, и так Афганистан нам простить не могут.
– Так из-за Афганистана мы туда ведь его и …
Главный чекист отлично понимал, что «Бровеносец в потемках» проверяет его, так сказать, на вшивость, нисколько не был кровожаден Леонид Ильич. Народ говорил про него: «Живет сам и другим дает жить», хотя с этой сентенцией тот же Сахаров явно бы не согласился. Поэтому и в этот раз не поддался на явную провокацию.
– Все так, но уже не пройдет, больше хлопот от этого выйдет, чем пользы, да и перед родиной заслуги имеются, трижды Герой Социалистического Труда, как никак…Да и не тридцатые годы и даже не пятидесятые.
Видно было, что самому Андропову не слишком нравились вегетарианские