они выехали на широкую поляну, смутная тревога переросла в настоящее смятение. Впереди показалась усадьба Грегора: приземистый трехэтажный дом, от которого остались одни наружные стены. Все прочее выгорело дотла. Кое-где над пожарищем еще клубился дым.
«Огонь и вонь сгоревшего мяса», – подумал Корвин, наконец-то определив запах, не дававший ему покоя. К горлу подкатила тошнота, он старался дышать реже. На миг ему вновь стало шестнадцать лет, в ушах зазвучали испуганные крики, рев огня, бушующего на рыночной площади Норгарда, и голос матери, приказывающий подниматься на крышу, чтобы попытаться спастись…
«Нет, я не смогу…» – обреченно подумал он, глядя на сгоревшее поместье и с трудом отгоняя воспоминания.
– Что же тут приключилось? – Губы у Превитта дрожали.
– Гибель и разорение, – выдохнул Даль.
– Но кто? И зачем? – Корвин перевел глаза на стену, окружавшую дом, и волоски на его на шее встали дыбом: все чарокамни в стене были разбиты вдребезги.
Пожар не был случайностью – на поместье напали. Пятнадцатифутовая стена не могла сдержать ночных дрейков, поэтому их приходилось отпугивать чарокамнями. Которые кто-то намеренно разбил. Корвин увидел, что и ворота поместья были разрушены.
Свита переглядывалась и перешептывалась.
– Дрейки? – спросил кто-то.
– Вряд ли, – ответили ему. – На самом деле они ведь не изрыгают огонь.
– Должны. Они же драконы.
– Это суеверие.
«Возрождение», – подумал Корвин и внутренне напрягся.
Превитт махнул рукой, призывая всех замолчать, и скомандовал:
– Вы, четверо, осмотрите периметр. Остальным – обследовать поместье. Надо выяснить, остался ли там кто живой.
Корвин сильно в этом сомневался. Дом выглядел выпотрошенным: уцелевшие стены обуглены, все окна выбиты. Нападение диких. Это было единственным разумным объяснением. За последние несколько месяцев Высший совет получил десятки сообщений со всех концов Инея о якобы начавшемся Возрождении. По большей части это были мелкие восстания против власти верховного короля: набеги на караваны или нападения на магиков Гильдии. Однако Корвин не слышал, чтобы брали приступом целое поместье. Основываясь на том, что он видел, он скорее был склонен думать, что Возрождение было сладкой мечтой, лелеемой дикарями, которые жили в страхе перед инквизицией, нежели настоящим сопротивлением. Даже их эмблема, лев на фоне восходящего солнца, которую они малевали на стенах домов или вырезали на коре деревьев, менялась от города к городу.
Заметив яму в нескольких футах впереди, Корвин подъехал поближе и заглянул внутрь. Громобой в испуге отпрянул. Присмотревшись, принц понял, почему конь не желал к ней приближаться: яма оказалась так глубока, что дна не было видно.
– По-моему, это начало Возрождения, – изрек Даль, подъезжая поближе.
В его голосе прозвучал благоговейный страх. Еще бы! На их глазах восставали легенды о дикарях, которые с помощью своей стихийной