подобные истины, человек совершает порой невозможное. Пусть не думают слюнтяи и слабаки, что смирение это невинная блажь – скорее, это жестокая правда жизни, и мало кому под силу всю её понести. Ибо любому смирению предшествует мужество и решительность, решимость умереть, но не отступить. Слабости воды предшествует крепость камня. И только после достаточной твердости человек раскрывает в себе внутренние пространства. А нет твердости – ничего не получиться, ничего и не произойдет.
"Душа имеет единство, поэтому она не делиться" – целостность Истины проистекает от единства сознания души. Но мало кто достиг подобного откровения. Многие считают, что духовные свойства тела, это десять различных душ человека. И только тогда, когда из этого тела, по фатальному стечению обстоятельств, палками выгонят всех шводов, душа по праву остается единственной хозяйкой своего жилища. Конечно, будет много восклицаний и слез со стороны остальных "десяти душ": "Что мы такого сделали, чтобы нас выгнали вот таким образом". А человек по наивности все эти вопли будет связывать со страданиями души. Но как тихо становится в доме, какая благодать и покой бывает после генеральной уборки, когда весь мусор – бесполезные вещи и наносную грязь, выбросят вон.
И только тогда душа может раскрыться подобно самке, не опасаясь, что кто-то тут же воспользуется ее доверчивой беззащитностью. И только тогда душа понимает, что никак нельзя доверять этому миру, этому телу и его десяти командирам – доверять без опаски можно единственно только Небу.
Достигший единства подобен младенцу не ведающему мира – он ничем не болеет, по причине отсутствия всякого рода знаний, а точнее самых носителей информации в пределах досягаемости ума. В меру своего синкретизма младенческому уму еще недоступна бездна познаний, откуда обязательно поползут паразиты – оборотни и вампиры, несущие на себе вирусы и болезни. Но подобное может произойти и с взрослым, когда со всех сторон окружающие его люди палками отобьют всякое желание рыпаться – только небо над головой, да и то – с овчинку. К тому же, все шводы ушли на поля.
Ван Юань не ломал себе голову, почему с ним случилось подобное, не задавал вопросов. Любое движение, даже мысленно, вызывало в нем адскую боль. Но прекратив требовать чего бы то ни было, он вдруг ощутил удивительную тишину. И конечно, за ней последовал отклик – на тонкой грани между миром и бытием он почувствовал истинную духовность, не касающуюся движений, не затуманенную желаниями, – Небо приблизилось. И он словно самка воспринял его в себя – Небо обязательно войдет в человека, очистившегося от страстей, хотя бы на время. И отнюдь не желание сласти, как многие наивно себе полагают, обольщаясь чувственно и пуская слюни, двигало им, а исключительное неделание – отсутствие всякой к тому причины.
Пускай, неофит называет это блаженством, обнаруживая тем самым свое неведение предмета – возможно, в нем еще полным-полно тайных желаний и они, притворившись невидимыми, получают определенные наслаждения. С другой