про красную руку. Что она делала, эта рука?
Папкин нервно рассмеялся.
– Вы не поверите, но она тоже рисовала фигуры, только невидимые, в воздухе.
– Похожие на мандалу? – вопрос был полуутвердительным.
– Я не уверен, но вроде бы да.
– Он как-нибудь объяснил вам, что это значит?
– Нет, он ничего не объяснял, – сказала Мамкин. – Он только рассказал, что в садике ему говорили про красную руку, и теперь она ему снится. Или появляется прямо перед самым сном, чертит круги в воздухе
– Уже что-то, – методист отодвинул блокнот и впился в Мамкин взглядом, давая понять, что вступление закончилось, и начинается серьезный допрос. – Роды протекали нормально?
– Более или менее, – испуганно пробормотала Мамкин.
– Вам делали кесарево сечение?
– Боже упаси, нет. – Накладывали щипцы?
– Нет, все было нормально.
– Почему же тогда «более или менее»?
– Я с ним немного не доходила, – призналась Мамкин. – Недели три. На меня вдруг залаяла собака, и сразу начались роды. То есть схватки.
Методист углубился в детали. Испуганный Папкин завороженно слушал. Ему открывались подробности, о которых он не имел ни малейшего представления. Вопросы методиста становились все более специальными, и временами Папкин вообще не понимал, о чем идет речь.
Мамкин сидела, словно загипнотизированная, и отвечала быстро и четко. Голос у нее стал деревянным, всем своим видом она выказывала абсолютное доверие к человеку, который настолько глубоко знает предмет.
«Силен!» – подумал Папкин, почесывая в затылке.
– Ну что же, в общих чертах я понял, – методист, наконец, откинулся в креслице и задумчиво постучал по столу шариковой ручкой. – Давайте сюда виновника переполоха. Как вы его называете?
– Толик, – ответил Папкин, вставая.
– Нет, я имею в виду другое имя. Домашнее, ласкательное.
– Свин, – Папкин потупился.
– Неужели? Почему же – «Свин»?
– Вырастет из сына свин, – пробормотал Папкин, краснея, и тут же дерзко пожал плечами: мое, дескать, дело.
– Зомбируете ребенка, – вздохнул методист. – Программу закладываете.
– Мы перестанем, – вскинулась Мамкин.
– Нет уж, продолжайте, – возразил тот. – Никаких резких телодвижений. Никаких поспешных вмешательств. Позовите его сюда.
И выставил на стол резинового зайца.
2
В дверь просунулось встревоженное сдобное лицо; затем старушечья рука осторожно втолкнула свое сокровище в кабинет и сразу исчезла.
– Здравствуй, – приветливо улыбнулся методист и плавно развернул ладонь. – Садись на стульчик.
Могло показаться, что это намек, и стульчик – у него в кулаке, но ладонь была пуста.
– Садись! – Мамкин ухитрилась взять тон, сочетавший в себе яростный шепот и елейную просьбу.
Стул слабо скрипнул.
– Отлично! – методист