Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова. Авантюрно-исторический роман
ваша, тока сечь-то зачем? – невольно почёсывая спину, обиженно пробурчал собравшийся было уходить Тихон.
– Стой! – крикнул ему вслед Овчаров. – Вот, возьми бусы и отдай их Баське. Скажешь, от барина подарок. Коли приведёшь, на водку получишь, да и на корчму тебе останется довольно!
– Слушаюсь, ваш высокоблагородь, барин! – засовывая бусы за пазуху, отвечал верный слуга.
Тихон выполнил приказ хозяина и привёл смущённую, мучавшуюся сомнениями и тревожными предчувствиями Басю.
Отпустив старого слугу, Павел подошёл к молодой женщине.
– Бася, я тебе хоть капельку нравлюсь? – стараясь преодолеть её робость, вкрадчиво спросил он.
Бася молчала, не смея поднять глаз. Потом с видимым усилием проронила:
– Я мужняя жена, барин. Что люди скажут? Позор, позор ведь какой! – жалостливо всхлипнула она.
Овчарову причитания девушки показались наигранными, он обнял её за плечи и привлёк к себе. Подаренные бусы гроздьями спелого граната горели на её вздымавшейся груди…
«Подарок-то мой нашёл себе место! Да и неспроста она их нацепила!» – воодушевился Павел, покрывая поцелуями шею и грудь Баси. Та не отстранялась; казалось, она смирилась со своей участью и теперь желала лишь одного – чтоб всё свершилось как можно скорее. Её покорность разжигала страсть Павла. Дрожавшая в нетерпении рука нащупала шнуровку на полотняной рубашке девушки.
– Не надо, барин, я сама, тока унесите свечи! – с придыханием прошептала Бася, принимаясь раздеваться. Рубашка, лиф и юбки, одна за другой, бесшумно устлали пол кабинета.
Он подошёл к камину и, сняв с полки тяжёлый бронзовый канделябр со снопом горевших свечей, разом задул их. В отсвете жарко полыхавшего в камине огня скульптурное великолепие Басиного тела стало ещё желанней. Просторные балахоны селянки, дотоле скрадывавшие её красоту, исчезли, и его взору предстала обнажённая нимфа, настоящая наяда. Он отказывался понимать, что перед ним его крепостная девка Бася, а не богиня, сошедшая с небес. Не мраморная в своей холодной, недосягаемой недоступности, а живая, дышащая, скроенная из плоти и крови, жаждущая раз познанной любви женщина.
– Бог мой, как ты прекрасна! – восклицал он, вновь и вновь целуя её шею.
Убранная на затылке тяжёлая коса, подчиняясь ласкам Павла, рассыпалась по плечам Баси, укрыв его горевшее лицо золотым покровом. Напитанные ароматом цветов волосы и молочный запах кожи, упругой и бархатистой, кружили ему голову, он становился рабом её капля за каплей…
Пока Павел развлекался с оказавшейся на удивление горячей и отзывчивой в телесной любви Басей, Кшиштофский получал нагоняй от полковника Тышкевича, человека с бледным лицом и колючим взглядом, случайно попавшегося им на пути в кабинет пана Хенрика.
– Вы допустили грубую, непростительную ошибку, когда показали, что знакомы со мной, тому русскому вояке ротмистру, – нервно теребя рукава безукоризненного, приталенного по моде фрака,