нечто извращенное, потаенная нотка, вносящая крупицу разлада в общий хор, но именно она делала буйство в полуночной Пхалаке неизмеримо соблазнительным.
Так однажды, осчастливив раджу ангов-слоноводов своим присутствием, я нарочно выпил отравленную мадхаву[26] – раджа, не столько еретик, сколько придурок, захотел полюбоваться результатом.
Чувствовать в себе яростно-обреченные метания отравы походило на любовь Калы.
О том, какое покаяние было назначено любознательному радже, можно узнать – если, конечно, кому-то из-за такой ерунды захочется спускаться в смоляные бездны Преисподней ниже того яруса, где коротают вечность убийцы брахманов.
Я раздвоился: одна половина моего существа рычала от страсти ко Времени, другая же пульсировала где-то высоко над содрогающимися телами, заново переживая сегодняшний сумасшедший день: бой в Безначалье, Свастика Локапал, Песнь Господа, троица мертвых воевод, чья гибель виденьями преследовала Миродержцев…
Имена погибших, начертанные звездами на покрывале ночи, неотступно преследовали меня, и в хриплых стонах мне слышалось:
«Гангея Грозный по прозвищу Дед…»
Еще… о, еще!
«Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца…»
Да!.. да, да, да, о да!..
«Карна-Подкидыш по прозвищу Секач…»
Ну же!
«Гангея Грозный… Дрона… Карна…»
Ну!..
«Дед… Брахман-из-Ларца… Секач… Дед…»
Я и Время закричали одновременно.
Книга вторая
ГАНГЕЯ ГРОЗНЫЙ
ПО ПРОЗВИЩУ
ДЕД
Якша сказал:
– Что есть святыня для кшатриев, в чем их закон?
Что им свойственно, как и прочим людям?
Что равняет их с нечестивыми?
Царь Справедливости ответил:
– Стрелы и оружие – святыня кшатриев,
щедрое жертвованье – непреложный закон их.
Страху они подвержены, как и прочие люди.
Отступничество равняет их с нечестивыми.
Часть первая
МЛАДЕНЕЦ
Как свежее масло лучше кислого молока, а брахман лучше всех двуногих, как океан лучше озер, а корова – лучшая из четвероногих, так эти главы нашего повествования считаются наилучшими; и знающий их, несомненно, сможет избежать даже греха от убийства зародыша.
Глава первая
ДИТЯ, КОТОРОГО НИКТО НЕ ХОТЕЛ
Эта женщина ему сразу не понравилась.
Царь Пратипа отвернулся и стал глядеть в другую сторону. Широкий плес расстилался перед ним, и сверканье реки Ямуны заставляло щуриться или прикрывать глаза ладонью; за спиной с холма сбегал лес, пытаясь щупальцами лиан дотянуться, достать, потрогать стайки отшлифованных валунов. Святое место. Не надо быть отшельником, чтобы почувствовать: сам воздух здесь пропитан размышлениями о вечном. Да, стоило временно