без них страна бы просто рухнула. Серефин не мог смириться с мыслью, что его дома, возможно, уже не существовало. Может быть, калязинские войска уже переходят границу, чтобы сравнять Транавию с землей.
Но разве он не должен попытаться спасти свою страну? После всего, что он уже сделал? Скорее всего, трон захватил Руминский, но Серефин мог без особого труда вернуть себе власть. Мятежный аристократ был всего лишь досадной помехой, и все его последователи, не задумываясь, перейдут на сторону законного короля, преследуя свои личные интересы. Придворная политика волновала Серефина меньше всего. Он боялся, что вслед за ним в Гражик придет нечто более опасное.
Серефин не видел в Калязине проблему. Как и в их своенравных богах.
Но…
Что такое он освободил? Что наделал? Он не был настолько наивен, чтобы полагать, будто расплата за его поступки настигнет только Калязин. Серефин понимал, что не сможет просто вернуться домой и забыть о произошедшем, пока это королевство кошмаров будет гореть синим пламенем. Катя предупреждала, что, если один из старших богов пробудится ото сна, все окажутся в опасности, и Серефина скребло плохое предчувствие насчет того, кем на самом деле являлся второй бог, с которым он разговаривал. Он изгнал этот голос из своей головы, но это еще не значило, что его владелец больше не нес угрозы.
– Я не знаю, что мне делать, – сказал он.
– Я тоже, – признался Кацпер.
– Но ведь ты – мой голос рассудка!
– Честно говоря, сейчас я вовсе не чувствую себя рассудительным.
– Думаю, пока что нам не стоит возвращаться в Транавию, – сказал Серефин, борясь с желанием опустить голову и спрятать лицо в ладонях.
– Мы даже не знаем, кто из наших спутников сумел выжить и где они сейчас. Какие у нас есть варианты? Надя знает, что ты убил Малахию, и наверняка захочет отомстить…
– Она не станет этого делать.
– У тебя невероятно оптимистичный настрой, учитывая, что она была в него влюблена. И не стоит забывать о царевне.
Серефину нравилась Катя, и это настораживало, но, возможно, все дело было в его усталости. Он провел последние три года, убивая калязинцев, что тогда казалось ему совершенно справедливым. И, хотя война казалась несомненным оправданием его поступков, он хотел, чтобы она наконец закончилась. Вряд ли Серефин смог бы снова выйти на поле боя и сражаться с той же убежденностью, что и прежде. Одна упрямая калязинская клиричка и высокомерная царевна навсегда изменили его взгляд на эту войну, и он был благодарен им за это.
Но Транавия осталась совершенно беззащитной. Его это не устраивало. Он хотел мира, а не капитуляции. У него еще осталась гордость.
– Мы не знаем, жива ли Остия, – тихо сказал Серефин. Кацпер закрыл глаза, словно внутри него происходила какая-то борьба. – Я не могу оставить ее здесь.
– Конечно не можешь. За это она бы вырвала тебе второй глаз. Но если она не…
– Прекрати.
– Тебе нужно взглянуть правде в глаза.
– Нет. Нет. Ты, – он ткнул Кацпера в грудь указательным пальцем, – прошел через ад вместе