при этом, не прекращая ни на миг потеть, пыхтеть и шмыгать, чем дико вымораживал, честно говоря. Поэтому я использовала любой удачный момент, чтобы поскорее удрать из нежных дядюшкиных объятий и скрыться в своей комнате.
Но дядя Ильдар всё равно меня любил, не смотря на все мои колючки – ведь я напоминала ему о дочери, которую он потерял. Когда-то у них с тётей Зилей была маленькая девочка, но она умерла в возрасте нескольких месяцев, и я даже не успела на неё посмотреть. А так хотелось! Помню, мне обещали, что я смогу играть с ней и катать в Сашкином зелёном игрушечном грузовике, когда Марьяша подрастёт, но она так никогда и не подросла. Из детей у Зариповых остался только сын Алик, старше меня на два года, и совершеннейший, на мой взгляд, придурок. Наша с Аликом непереносимость была обоюдной и искренней, и очень расстраивала его отца, поскольку в глубине души он тешился надеждой в один прекрасный момент стать с моим папой не только друзьями, но и родственниками. Но, увы. При всём уважении к дяде Ильдару, я, скорее, предпочла бы повеситься.
Зато я до сих пор хранила красную лаковую сумочку, всю в стразах, на длинной золотистой цепочке вместо ремня, которую дядя Ильдар подарил мне на шестилетие. Ничего подобного я совершенно не ждала, и вообще в нашей семье в то время было принято дарить детям что-нибудь практичное – куртку там, ботинки, лыжные штаны "на вырост". Особенно младшенькой, на которой всё "горело". И тут, о господи! Дядя Ильдар подошел, повесил подарок мне на шею, и сказал: "Ты красивая девочка, помни об этом всегда. А того, кто в этом усомнится, сразу бей в ухо!".
Я вдохнула воздух, и забыла выдохнуть, так и замерла на месте с открытым ртом – маленькая, глазастая пигалица с дурацким белым бантом на голове. Бант бесил жутко, больше всего хотелось содрать его и зашвырнуть под шкаф, но мама очень просила хотя бы один вечер "побыть девочкой". От восторга я не смогла в ответ даже выдавить из себя "спасибо", только кивнула. Совет "бей в ухо" был в моём случае как нельзя более актуален, ибо мальчишек во дворе я дубасила самозабвенно, да и вообще повадки и поведение новоиспечённой именинницы, что называется, оставляли желать лучшего. Но дяде Ильдару с его подарком удалось совершить невозможное – в тот день мне захотелось стать не просто девочкой, а самой настоящей Принцессой. Пока мама собирала праздничный ужин, я сидела, забившись в угол между диваном и креслом, и едва дыша, любовалась на своё сокровище. Положив сумку на колени, я осторожно гладила блестящий лакированный бок и вдыхала её невообразимый аромат: смесь запаха кожи, клея, дорогих духов и чего-то ещё, чему я, шестилетка, не могла подобрать названия, лишь какими-то внутренностями ощущала, что именно так пахнет богатство.
Позже случайно выяснилось, что я не ошиблась: сумка действительно была брендовой и стоила баснословных денег. Досталась она дяде Ильдару, что называется "за долги". Дядя собирался порадовать жену, но тётя Зиля, всегда гордившаяся своим пролетарским происхождением – вышла "в люди" из семьи сантехника и прачки, лишь недовольно