снимки; раскис. Она не ответила.
– Еще есть время все уладить.
– То же самое касается тебя.
Винсент поднялся.
– Я, Уок, на тридцать лет с улаживанием опоздал.
Бар находился в Сан-Луисе: проехать немножко по хайвею, мимо непаханых равнин, и свернуть к Алтанон-Вэлли.
Автомобиль – старый «Джип Команч» – Стар одолжила у Милтона. Климат-контроль не работал, и Дачесс и Робин высунулись в открытые окна, словно пара щенят. Им совсем не улыбалось тащиться поздно вечером с матерью, но делать было нечего. В последнее время такие поездки случались каждый месяц.
Дачесс взяла с собой домашнее задание – проект с семейным древом; все боялась растерять листы, прижимала их к груди как могла крепко, идя парковкой вслед за Стар. Мать проскользнула между двумя пикапами, открыла дверь. Она несла футляр с гитарой. Джинсовые шорты-обрезки оголяли ползадницы, топ был с большим декольте.
– Зря ты это напялила.
– Ничего ты не понимаешь.
Дачесс выругалась вполголоса, но мать услышала, обернулась.
– Очень тебя прошу: не вмешивайся. Следи за братом и не создавай мне проблем.
Дачесс повела Робина к самой дальней кабинке. Подтолкнула на диванчик, сама уселась с краю: она будет защитой, стеной. Потому что в подобных заведениях ее брату не место. Стар принесла им по стакану содовой. Дачесс разложила на столе свои бумаги. Для Робина был припасен чистый лист. Дачесс не забыла и его пенал, и теперь достала оттуда карандаши.
– А мама будет петь песню про мост? – спросил Робин.
– Она всегда ее поет.
– Мне эта песня очень нравится. А ты будешь петь с мамой?
– Нет.
– Хорошо. Потому что мама тогда расплачется, а я на это смотреть не могу.
Дым над переполненными пепельницами, панели и мебель из темной древесины, над барной стойкой гирлянда треугольных флажков. В меру темно. Дачесс расслышала смех. Понятно. Мать пьет с какими-то двумя типами. Не может настроиться, пока не употребит пару опрокидышей.
На столе стояла пиала с орешками. Робин потянулся к ней, Дачесс перехватила его ручонку.
– Не трогай. Знаешь, какими лапами сюда лазают? Прямо после сортира.
Она уставилась в свой проект. Для отца было оставлено место – слишком много места, несколько длинных незаполненных «веток». Накануне отвечала Кэссиди Эванс. Изложила свою родословную, показала плакат. Извилистая, вся из себя благородная ветвь тянулась к Кэссиди аж от самого Дюпона[12]; подача же была столь уверенной, что Дачесс почти чувствовала запах пороха.
– Я тебя зобразил.
– И-зобразил.
Дачесс взглянула на рисунок, улыбнулась.
– Неужели у меня такие здоровенные зубищи?
Она принялась легонько щипать Робина за бока. Он залился смехом столь звонким, что Стар погрозила им обоим: не шумите.
– Расскажи про Билли Блю Рэдли, – попросил Робин.
– Написано, что он не ведал страха. Однажды ограбил банк и скрылся, причем так подстроил, что шериф искал его за тысячу миль.
– Значит, он был плохой.
– Нет,