на левую чуть заметную тропку. Кеяс, чуть поколебавшись, пошла следом.
Войдя в проход, обрамленный колючими лапами, они попали словно в другой мир: сумрачно, тихо. Слишком тихо: начинает казаться, что другого мира, с солнцем и людьми, нет вовсе.
У тропинки, на бревне, кто-то сидел: в штанах и жилетке на голое тело. Ну как на голое – мехом густым поросшее. Даже не понятно было, нужны ли штаны в таком разе. Зевнул зубастой пастью и выдал:
– Ну ты-то старый, жизнь, видать, приелась. А её-то, что привел? Не, ну спасибо, конечно, мяско молодое мы уважаем. А в то же время и жалко – пожила б еще.
Мохнатый и зубатый встал с бревна и продолжил:
– Э-эх, ладно. Пошли уж – жрать вас будем.
– А к чему такая спешка, уважаемый? – спросил старик, бровью не поведя. – Вы представьтесь, сами присмотритесь внимательно, а то вдруг не прожуете.
– Ча-а-аво-о-о! И не таких жева… А-а-а, вона чё-ё-ё, – осекся мохнатый, – Ну, тады ага, спешанул я малёх. Вы дальше ступайте, а я чё уж, опять присяду. И назад на бревно устроился.
Кеяс недоуменно наблюдала за разыгравшейся сценой: ни понять, ни испугаться не успела. Поспешила за Вогте, принялась расспрашивать спокойно идущего старика:
– А кто это был? Что значит – жрать нас? И почему вдруг передумал?
– Да это первые страхи, пути нового. К одной тебе могли прицепиться, но всё равно не сладили бы – вижу я. Так что нечего время зря терять. А я уж путей столько прошёл, что за двоих подвинуть их могу, вот они и подвинулись. Дальше, правда, смотри, самой надо будет, но я рядом, подскажу если что.
Спустя время вывела тропинка на полянку, травой мягкой заросшую. По краям её, в дополнении к окружающим деревьям, лежала дикая мешанина валежника: переплетение коряг образовывало дополнительное кольцо обрамления свободного пространства.
Вогте остановился посередине и присел, скрестив ноги.
– Отдохнем чутка, – выдал такое заключение.
Кеяс садиться не захотела и, воспользовавшись остановкой, отправилась побродить по полянке, рассматривая причудливые изгибы мертвых веток и корней. Старик, достав из дорожной сумы дудочку, принялся выводить затейливую тягучую мелодию: звук то почти стихал до еле слышного, то взвивался ввысь, к облакам, то был тягучим как мед, то пронзал тишину резкими всплесками.
Медленная прогулка девушки шаг за шагом превратилась в танец. Танец этот не был строго выстроен в какую-то структуру: она, следуя переменчивой музыке, то медленно перетекала с ноги на ногу, поворачиваясь по сторонам света, то срываясь с места, перебегала на несколько шагов, чтоб замереть затем, чутко вслушиваюсь в звук тишины в разрывах пения дудочки.
Одежда и волосы Вогте шевельнулись легким порывом: Винда на время оставил друга, заинтересованно порхнув в сторону Кеяс – дух ветра влился в струи музыки, в пластику движений девушки. Она почувствовала упругое движение воздуха, что вместе с ней закручивалось в пространстве, рождая волшебное