к чему эти прелюдии? Вы же знаете, что наши встречи мне в тягость, так давайте сразу перейдем к делу.
– Вы и впрямь не желаете угоститься, в счет Охранного отделения? Поверьте, кухня в «Шато-де-Флер»[9] великолепна, этакий кулинарный симбиоз парижской воздушности и исконно русской основательности. Ну как знаете. Я же манкировать обедом не привык.
В разговоре возникла пауза, заполняемая лишь журчанием фонтана да позвякиванием приборов о фарфор. Богров твердо решил по возможности отмалчиваться и не намеревался помогать подполковнику, но того, казалось, молчание совсем не тяготило. Он был поглощен обедом и лишь изредка бросал на собеседника лукавые взгляды. Покончив со стерлядью, Кулябко промокнул губы, откинулся на стуле и нарушил-таки тишину:
– Дмитрий Григорьевич, мы с вами довольно давно знакомы. При этом не могу сказать, что я вас очень глубоко изучил. Я видел ваши терзания, но, увы, не имею понятия, чем на самом деле они закончились. Вы уверяли меня, что революционный романтизм вам более не мил, и мои сведения это подтверждают. Но тем не менее перед важным разговором мне необходимо убедиться в том, что мы с вами если не единомышленники, то хотя бы не противники. Скажите, что вы думаете о председателе нашего кабинета министров?
– Что за экзамен, господин подполковник? Какого ответа вы от меня ждете?
– Желательно честного, и можете говорить без опаски, не про государя же я вас спрашиваю.
– Извольте. Вот только откроете ли вы что-то новое для себя? Статс-секретарь Столыпин – самый ненавистный в революционной среде человек. Даже помазанник не раздражает так сильно, как премьер. И дело тут не в том, что он задушил революцию, – этого от него как раз ожидали, и даже его методы удивили лишь особо впечатлительных. Хуже то, что он делает сейчас. Отдавая землю крестьянам, Столыпин вырывает ее из-под ног революционных агитаторов. И, видя, как сильно не любят премьер-министра мои бывшие соратники, я понимаю, что дела его на пользу России. Однако есть ощущение, что раздражает он не только противников власти, но и тех, кто обретается под сенью трона.
– Вот! Как верно вы уловили суть! Я всегда знал, что вы – человек, умеющий видеть то, что скрыто от большинства глаз.
Лесть была грубой, Богров поморщился, но Кулябко увлеченно продолжил – несмотря на занимаемую должность, проницательностью он не отличался:
– У Петра Аркадьевича много злопыхателей и мало сторонников. Люди прогрессивные в основной массе своей заражены бациллой нигилизма и видят в нем апостола реакции. Они боятся, что он убережет Россию от революции, им пожар нужен мировой. Консерваторы же откровенно трусят за свои пахоты и покосы, хоть с них и прибытка алтын да полушка на тысячу десятин. Утрирую, конечно, но суть вам ясна. А те, кто должен был бы горой стоять за премьера, – темная бородатая масса, не способная понять своей выгоды.
– Вы предлагаете мне пойти в народ? Просвещать крестьянство? Увольте, сия стезя уже опробована.
– Избави