голубчик. Вы ведь тоже заметили? На подошвах у нашего самоубийцы и на левом носке ботинка темные пятна, очень уж кровь напоминающие. И кровь эта вряд ли его. Я готов допустить, что брызги могли попасть ему на носок, но на подошвы?.. Он должен был лежать в луже крови с ногами, ну или ботинки должны были в ней находиться. А Старостин утверждает, что покойный обуви не терял и лужи возле его ног тоже не обнаружилось. Да я еще при осмотре обратил внимание: ни брюки, ни ноги ниже колен не запачканы. Вот увидите, вечером в отчете господина доктора мы с вами прочтем о том, что наш незнакомец незадолго до своей кончины потоптался в месте, которое должно будет заинтересовать сыскную полицию.
В дверь снова постучали. На этот раз в кабинет вошел ротмистр Кунцевич, а за ним худощавый юноша лет двадцати в студенческом сюртуке.
– Владимир Гаврилович, – доложил капитан, – вот, Владимира Владимировича доставили, как вы просили.
– Спасибо, господин капитан. Ступайте, но, если придется отлучиться, предупредите меня, в вас еще может возникнуть нужда. Здравствуй, Володя, садись.
Молодой человек коротко кивнул Свиридову и сел напротив отца. Беглого взгляда на двух Владимиров Филипповых хватило бы, чтоб понять, что перед вами отец и сын, единственно старший в силу возраста и степенного положения был более грузен, усат, а в черной шевелюре уверенно поселилась седина.
Надо отметить, что в последнее время между отцом и сыном наметилась некая холодность, инициированная в первую очередь последним. Филиппов-старший списывал это на изменение окружения отпрыска: тот начал учебу в университете, и, само собой, новая бытность частично вытеснила семейную. Владимира Гавриловича, конечно, несколько печалило такое положение дел, но он мудро – как ему казалось – решил не выяснять отношений и обождать, пока новые впечатления утратят свою свежесть. Тем более, что в университете Владимира-младшего хвалили (грешен отец, не сдержался, заехал в альма-матер, переговорил с некоторыми старыми знакомцами), и поводов для серьезного беспокойства вроде бы не наблюдалось. В общем, действовал Филиппов по всегдашней мужской привычке – мол, само собой все образуется. Потому и сейчас, глядя в настороженно-колючие, готовые к дерзости глаза сына, невольно медлил.
– Владимир… Нам с Александром Павловичем нужна твоя помощь… Видишь ли… Нам кажется, что с одним из твоих знакомых произошло несчастье…
Молодой человек продолжал настороженно смотреть на отца, лишь, казалось, плечи чуть поникли, и поза стала немного свободнее.
– Я хочу попросить тебя о не очень приятном одолжении. Нам важно выяснить личность трагически погибшего сегодня утром человека, и мне кажется, что ты сумеешь нам помочь…
– Я? Почему я?
– Среди его вещей был найден листок с именами. В том числе и с твоим.
Между тем ближе к вечеру в полицейской части стало гораздо многолюднее, поэтому в покойницкую приходилось прокладывать себе дорогу уже чуть ли не плечами. В коридорах сидели заявители, сновали курьерские, деловито