первый бал, Анну Каренину в черном бархатном платье, Раскольникова в круглой циммермановской шляпе…
Где-то далеко за полночь Борис ответил на звонок и сказал, что ему пора.
– Жена? – спросила Линда, нарушая собственные правила посещения клубов в одиночку.
– Дочь, – ответил Борис, улыбаясь. – Она закончила смену и собирается ехать домой. Она работает официанткой в этом клубе. Кстати, сказала, что у вас шикарные босоножки.
– У девочки хороший вкус, – ответила Линда, разглядывая свои лаковые мюли, пытаясь скрыть удивление от вечера, Бориса, его Пастернака и комплимента от незнакомой официантки.
– Приедается все. Лишь тебе не дано примелькаться, – почти пропел Борис, застегивая свой шикарный твидовый пиджак.
– Пастернак уходил так? – спросила Линда и уже хотела спросить что-то еще, но тут к ним подошла молодая девочка лет восемнадцати-девятнадцати.
– Пап, ты идешь? – спросила девочка.
– Спокойной ночи, Линда, – крикнул Борис, убегая.
Они ушли. Линда не смотрела им вслед. Ей было неинтересно смотреть на их удаляющиеся спины, и ей было абсолютно все равно, оглянется Борис или нет. А потому она не видела, как, уходя, Борис ловко поставил томик Пастернака на книжную полку, расположенную рядом с гардеробом.
Когда он уехал, ей показалось, что стало тихо во всем баре, и даже в меньшем количестве стали произноситься тосты и неприличные шутки. Линда улыбалась так широко, как будто ей только что сделали предложение на миллион долларов, как будто сам Пастернак провел с ней этот вечер и даже написал о ней стихи. Посидев за баром еще минут двадцать, Линда наконец вышла из шумного заведения и вызвала такси. На улице было столько тишины и воздуха. Сев в машину, Линда спросила:
– Могу я прочитать вам одно стихотворение?
– Можете, – ответил водитель, удивленно посмотрев на нее в зеркало.
– Кто-то разбудит меня на рассвете,
Но только не ты.
Кто-то зажжет все огни на планете, уронит к ногам цветы.
Кто-то попросит бушующий ветер пока помолчать.
И будет молиться на эти ресницы,
От страха дрожать.
Кто-то напишет нежные строчки, чтобы всю ночь повторять.
Кто-то, не ты, а случайный прохожий, просто захочет обнять.
Не для тебя буду я улыбаться и видеть счастливые сны.
Кто-то другой сохранит это счастье. Кто-то, но только не ты.
И не с тобой, и не для тебя, и не тобой я живу…
Кто-то другой есть у меня, кого-то другого люблю.
Линда замолчала.
– Здорово! Даже спасибо! – воскликнул водитель, улыбаясь. – Это лучшее, что я слышал за этот день.
– Автор Линда Миронова, – ответила Линда.
– Впервые слышу о такой, – водитель почти подъехал к ее дому, оставался всего один перекресток.
– Она не так известна, как Пастернак, но пишет уже давно. И любит Грузию, и переводила Шекспира