и их носительница подходили друг другу как нельзя лучше. Андрей весь вечер пялился на Каплю и не удивился, когда после показа она подошла и предложила поехать к ней, на Калужскую – «потусить».
Под утро, когда компания из художников, дизайнеров и просто любителей выпить на халяву покинула тесную двушку, Капля нашла Андрея на кухне, где он спал, положив голову прямо на стол.
– Эй. Тебя Андрей зовут? Все уже ушли.
Он вскочил, потер лицо. Капля стояла совсем близко и смотрела на него снизу вверх. Ее глаза были цвета вываренных почти до белизны голубых джинсов; от нее пахло корицей, земляничным мылом и как будто нафталином, как в мамином гардеробе. На ней все еще были те самые штаны. Андрей опустился на табуретку, медленно провел ладонями по Каплиным ногам – от бедер до колен и обратно. Закрыл глаза. Снова пробежался пальцами. Бархат. Шелк. Кружево. Бисер. Теплая кожа. Запрокинутая голова. Учащенное дыхание. Влажные тела на несвежей постели.
Он застрял там на пять лет.
Это произошло как-то само собой. Будто кто-то решил, что Андрею можно дать передышку. Будто кто-то знал, как он устал нажимать на кнопки чужих звонков, слушать звучные переливы и рвущий тишину звонкий треск (у Вальки был именно такой звонок, занозистый, как неструганая доска). Будто кого-то так же, как Андрея, оскорбляла необходимость просить об одолжении – если не словами, так действиями.
Он задержался у Капли до следующей ночи, потом еще на сутки. После они сходили на какой-то показ, и вечером, когда все участники очередной пьянки разошлись по домам, он снова остался. Они ели, пили вино и чай, выходили из квартиры и возвращались, ложились в постель и вставали из нее. На кривом гвозде, вбитом прямо в стену у входной двери, висело два комплекта ключей, и Андрей однажды автоматически сунул его в карман. И этот факт, и само присутствие Андрея Капля принимала как растения – изменение погоды: без удивления, сопротивления, радости или печали.
Через неделю после того, как Андрей перевез к Капле свои немногочисленные пожитки, она ушла из дома на целый день, а вечером вернулась не одна. Когда Андрей вышел в прихожую, там стояла девочка в зеленом болоньевом пальто и коричневой шапке с раздерганным помпоном. Капля уже разделась и, уходя в ванную, равнодушно сказала:
– Это Фло. А это Андрей. Я в душ.
Андрей не понимал, что ему делать. Помочь девочке раздеться? Покормить ее? Что вообще делают с детьми? Он растерялся настолько, что даже не поздоровался.
Фло тоже молчала. Стояла и смотрела на Андрея, чуть мимо него, как будто за его спину – ему даже захотелось повернуться и проверить.
В ванной зашумела вода, голая Капля высунулась из-за двери:
– Не стой тут. Раздевайся, руки помоешь на кухне. В холодильнике… Ну, найди там что-нибудь. А потом спать. Давай-давай. – Тон ровный и холодный, как неподключенный утюг.
О том, что у Капли есть дочь, догадаться заранее было почти невозможно. Потом, специально приглядываясь, Андрей заметил