и древнюю традицию вести записи пришлось поневоле прекратить. Увы, я не мог измыслить ничего, заменяющего чернила. Моя фантазия оказалась слаба для изобретения такого предмета, как чернила. Я был огорчён и раздавлен моим собственным ничтожеством!
Вообще-то, честно говоря, хотя мои вещи и составляли огромную свалку, мне, тем не менее, кроме чернил и перьев, не хватало ещё уймы вещей. К примеру, у меня был страшный дефицит инструментов. Ни кирки, ни лопаты, ни заступа или чего-нибудь в этом духе у меня не было, в результате, мне нечем было ни копать, ни рыхлить землю, об иголке с нитками я мог только мечтать! С бельём у меня тоже была проблема, но я быстро научился обходиться без этих излишеств буржуазного быта, порой даже испытывая гордость за свой мужественный, осознанный аскетизм.
Из-за полного отсутствия инструментов, работа у меня шла невыносимо медленно, с постоянными затыками и остановками, и каждый шаг в этом направлении давался мне очень тяжко. Стыдно признаться, что только на строительство ограды у меня ушло не меньше года. Но как можно было обойтись без ограды, защищавшей моё жильё от всяких неожиданностей? Рубить в лесу толстые стволы, вытесать из них заострённые колья, притащить всё это из лесу к моей палатке – вы даже не представляете, сколько на это требуется времени и сил! Колья были страшно тяжелы, и я мог перетаскивать только один ствол зараз, и у меня порой уходило два дня на то, чтобы обтесать ствол, перетащить его, и только на третий день я умудрялся вбить кол в землю. Сначала я вбивал колья при помощи здоровенной деревянной дубины, и только спустя время вдруг вспомнил о железном ломе, который загодя перевёз с корабля, после чего я пользовался только этим ломом, хотя не скажу, что это нововведение доставило мне большое облегчение в работе. Конечно, это беспрестанное заколачивание кольев оказалось самой тяжёлой, кропотливой и нудной работой из всех, какие мне выпало делать на острове.
Но меня это ничуть не смущало, времени у меня было сверх всякой меры, никаких других дел, кроме постройки, у меня не было, и всё остальное моё время занимали долгие скитания по острову в поисках пропитания. Они-то и стали моим основным занятием, и в дальнейшем я только и делал, что слонялся по острову с ружьём.
У меня было масса времени для того, чтобы предаться рассуждениям о моём положении, и чтобы не упустить ничего из моих мыслей, я стал их подробно записывать, не потому, что был высокого мнения о них и стремился увековечить, не для того, чтобы когда-нибудь помочь людям, попавшим в подобное положение (не думаю, что таких бедолаг в мире было слишком уж много), а просто для того, чтобы излить терзавшие меня чувства и тем облегчить себе душу. И постепенно, сколь ни горьки, сколь ни безнадёжны были мои рассуждения, мой разум стал подвигать меня от полного отчаянья к умеренному оптимизму. Я утешал себя стандартным доводом, каким утешают себя все падшие, говоря, что моё