на лице и в одном глазу.
– Джон… – Она заплакала, не в силах поверить, что он сможет сделать задуманное.
Но он смог.
Когда Мэйл закончил, он был еще злее, чем вначале.
Он заставил ее одеться, насколько возможно – он разорвал ее блузку почти пополам и отобрал лифчик, – а потом втолкнул обратно к дочерям.
Обе девочки, даже маленькая Женевьева, поняли, что произошло. Когда Энди рухнула на матрас, они тут же подползли к ней и поддержали ее голову, когда дверь с грохотом захлопнулась.
Она не могла плакать.
Глаза высохли, или еще что-то с ними случилось. Когда она думала о Мэйле – не о лице или голосе, а о его запахе, – она начинала задыхаться, и внутри у нее все невольно сжималось.
Но плакать она не могла.
Однако боль чувствовала: множество синяков, царапин, растяжений мышц, которые она получила, когда пыталась вырваться из сильных рук Мэйла. Впрочем, крови не было, она проверила, и хотя внутри у нее все болело, он ей ничего не порвал.
Когда Мэйл вернулся, она сидела с сухими глазами, так и не пришедшая в себя.
Они что-то почувствовали, приглушенный звук, легкое дрожание пола над головой и поняли, что он сейчас появится. Они сидели на матрасе, лицом к двери, когда та открылась. Энди подобрала под себя юбку.
Мэйл был в джинсах, клетчатой рубашке и круглых темных очках, в руке он держал пистолет.
– Я не могу держать здесь вас всех. – Он показал на Женевьеву: – Идем, я тебя забираю.
– Нет, нет, – выкрикнула Энди, схватила Женевьеву за руку, и девочка прижалась к ней. – Нет, Джон, пожалуйста, я за ней присмотрю, она будет вести себя тихо, Джон…
Мэйл отвернулся.
– Я отвезу ее в «Уол-Март»[27] и там оставлю. Ей хватит ума найти копов и вернуться домой.
Энди встала и взмолилась:
– Джон, я за ней присмотрю, честное слово; клянусь богом, она не доставит тебе проблем.
– Она уже проблема. Стоит мне о ней подумать, и я знаю, что она проблема. – Он показал пистолетом на Грейс, которая отшатнулась. – Ее я оставлю здесь, она слишком большая и может привести копов. А эта маленькая… я надену ей на голову мешок, отведу к фургону и высажу около «Уол-Марта».
– Джон, прошу тебя, – умоляла Энди.
– Выходи, девочка! – рявкнул Мэйл, глядя на Женевьеву. – Иначе я тебя отделаю до полусмерти и все равно вытащу отсюда.
Манетт опустилась на колени, потом снова встала и потянулась к нему.
– Джон…
Он сделал шаг назад, вскинул руку и схватил ее за горло – на мгновение Энди показалось, что ей конец: он душил секунду, а потом отшвырнул назад.
– Отвали. – И, повернувшись к Женевьеве, приказал: – Давай, девочка, выходи, шагай к двери.
– Подожди, подожди, – взмолилась Энди. – Жен, возьми пальто, сейчас холодно… – Женевьева свернула пальто, превратив его в подушку, и Энди встала с матраса, взяла пальто, надела на дочь и застегнула, глядя ей в глаза. – Будь хорошей девочкой, – сказала она. – Джон не сделает тебе ничего плохого.
Женевьева шла