молодого человека, вкалывала себе сок его гипофиза[37]. За дверью она обнаружила старый свитер (не ее), весь утыканный сигаретными ожогами, разъезжающийся по швам, и, когда его надевала, а ум убрел при этом на минуту-другую куда-то играть сам по себе, пальцы ее вдруг отпрянули в ужасе от неожиданного ощущения: она вскальзывает в одеяние из человеческой кожи (ее собственной), застегнутое шиворот-навыворот.
В раннем детстве она знала, что никогда не умрет. То был факт до того неопровержимый, до того ощутимый, до того истинный, как дождь в лицо, свет в деревьях, а иногда и сейчас, во многих годах от той невинности, что дала возможность подобному откровению, она умела найти дорожку назад, к укрывающему кряжу того знания. Такой улет случался нечасто, никак не предсказать, где или как может он произойти, но когда нужная тропка перед нею открывалась, к ней, виляя хвостиком, подбегало счастье, чтобы вести ее и снова напоминать: все, что ей известно, – не так. Зачем пошла она в медсестры? Она терпеть не могла больных. Зачем связалась с Мистером Компактом? Он жирный и гадкий урод. Зачем ебется с такими, как Рис? Она же слыхала, что у него СПИД. Зачем на Рождество отправила родителям открытку с яростно накорябанными на ней непристойностями? Они ведь тоже ничего не знали. Почему ее жизнь улетает дымом? Когда она была маленькой, ей хотелось сбежать с карнавалом.
Она перекатилась, и в дверях оказался подпертым Мистер Компакт, одутловатый, потный, восставший из мертвых, – зыркал на нее. Выглядел он скверно.
– Что это? – требовательно осведомился он.
– А?
– Скажи опять то, что говорила.
– Что ты делаешь? – Она не была совсем уж уверена в том, что это он.
– В каком это смысле, что я делаю? Что ты делаешь?
Она потерла себе лицо сбоку пяткой ладони.
– Я не слышала, как ты пришел.
– Ты сама себе пела.
– Да ну? Я пела?
– Что с тобой такое? Прочисти дыры в ушах.
– Что это я пела?
– Какую-то дурацкую херню. Откуда я, блядь, знаю?
«Бик» был у нее в руке, щелкал кастаньетами.
– Где срань?
Он кинул ей заряженный пластиковый чек.
– Становится хуже, – сказал он, стараясь не обращать внимания на трение металлических деталей. – Меня чуть не убили.
– Да ну?
– Новый шифер принял меня за душмана.
– Жуть под куполом, – отозвалась она, не отвлекаясь от драмы трубки.
– Думал, у меня, блядь, сердце схватит.
– Это было б скверно. – Ее камни и деревья, тучки и тушки ее уже начинали посверкивать, словно спецэффекты зачарованного леса в старых черно-белых фильмах.
– Ебать-копать, лапуся.
Он все еще перелопачивал этот несчастный случай на вершине своего одинокого холма в гостиной, смотрящей на долину теней. Смерть. Она могла напрыгнуть в любое время, словно мишень в тире, с той лишь разницей, что вооружена. На нем были