он сказал, что вообще тебя не знает. Забавный парень этот Томас. Люси думала, что кто-то из ее знакомых знает его родителей. Оказалось, нет. Так как у тебя с Элиот?
Тот же вопрос почти сразу же задал и преподаватель. Лео уважал Элиот не за масштабы, а за искренность, изумление узнавания, которых можно ожидать от подобных словесных объемов. После «Даниэля Деронды» он продолжал читать, осилив «Феликса Холта» и «Сцены клерикальной жизни», не из желания завершенности или во исполнение долга, но лишь желая найти ту же силу узнавания и понимания, какую нашел в тут же вызванном в памяти лице Гвендолен Хэрлит. Эта книга поразила его своей жестокостью, и с тех пор, глядя на мир, он хотел видеть лицо, исполненное гневом и непокоем, и спросить себя: «Красива ли она? Или нет в ней красоты?», в то же самое время постигая науку понимать книги, литературу и слова на странице. Началась лекция с того, что преподаватель велел перечислить, кто какие книги Джордж Элиот прочел, чтобы понять, что из них прочитали больше всего студентов. В просторной аудитории, лишенной естественных источников освещения, где мужчина средних лет потирал руки, Лео подумалось: вот оно, дело всей жизни, вдохновение и признание, – для того лишь, чтобы столетие спустя кого-то назвали хорошей девочкой или хорошим мальчиком. Он знал: несмотря ни на что, Джордж Элиот, как и он сам, и кто угодно, хотела бы иметь читателя, у которого было бы больше общего с Гвендолен Хэрлит, нежели с тем, что происходит сейчас, с «хорошими мальчиками или девочками». Вы читали «Мельницу на Флоссе»… «Мидлмарч»… «Сайлеса Марнера»… «Даниэля Деронду»… «Адама Бида»… «Сцены из клерикальной жизни»… «Феликса Холта». Какое же произведение было истинным, подлинным испытанием? Число рук неуклонно уменьшалось, и, когда преподаватель, потирая ладони, произнес: «Ромола», поднялось лишь две или три. Хорошие девочки и мальчик в переднем ряду. Но и это не было главным испытанием: надо уметь сформулировать, о чем там написано и какие мысли и чувства вызвала книга. Преподаватель, довольный и радостный, начал рассказывать о религиозном нонконформизме.
– Пойду куплю зубную щетку, – сообщила Три, когда утренние лекции закончились. – Увидимся в общаге. Чищу зубы, понимаю – что-то не то, и утром поняла, что именно, получила открытку от сестры, Кэрол. Я по ошибке взяла ее щетку. Увезла не ту!
– Ну, теперь-то она твоя, – сказал Лео.
Они спускались по ступенькам факультета английского языка; одним Три радостно махала, на приветствия других безнадежно пожимала плечами.
– О, я этого делать не стану. Одно дело – чистить зубы щеткой, которую считаешь своей, совсем другое – когда знаешь, что она чужая. Не путай. Увидимся.
– В любом случае мне кое-что тоже надо, – сказал он. – Пройдусь с тобой.
– А, хорошо. Значит, ты ничего не читал.
– Чего именно?
– Ничего. Когда спросили, кто что читал из Элиот, ты не…
– Ах да, точно. Это было глупо. Как в школе. Кое-что из Джордж Элиот я читал.
– Ясно.
– Знаешь… – Но Лео осекся, подумав,