Сергеевич. Молодая худющая рука его протянулась к Саманте Фокс, погладила её глянцевую грудь и толкнула дверь в зал…
Александр Сергеевич догадывался, что он сейчас увидит, но всё же, слёзы брызнули бы из его глаз, если б глаза ему подчинялись – в комнате находились сильно помолодевшие после своей смерти родители. Они были моложе его, пятидесятилетнего Александра Сергеевича, который находился в юном Саше.
– Иди завтракать, Саша, быстрее, а то опоздаешь в школу, – открыла мама дверь на кухню.
Папа занимался одним из своих любимых субботних занятий – разгадывал кроссворд. Как всегда, незаполненных клеточек было изрядно, а заполненные были написаны явно не в тему.
– Блиииин! – заныл неожиданно молодой Саша, Александр Сергеевич даже мысленно содрогнулся, – Все отдыхают, как люди, а мне тащиться на эти галеры!
– Какие ещё галеры?! – строго сказала мама, – У тебя выпускной класс, экзамены на носу… иди-ка пирожков поешь.
Александр Сергеевич почувствовал молодым обонянием божественный запах маминых свежеиспечённых пирожков. Юный Шурик откусывал от горячего пирожка, и Александр Сергеевич опять почти плакал от того, что снова вкушал эту выпечку из теста, замешанного на маминой любви к нему.
Насытившись, Саша побросал в дипломат тетради, одел костюм, обул ноги в свои любимые югославские кроссовки и выбежал на лестницу.
– В школу кроссовки нельзя, Саша! – крикнула сверху мама, но было уже поздно – Шурик нёсся по двору в сторону школы.
Саша прошёл быстрым шагом мимо окошка с торца магазина, где торговали пивом. Заветное оконце пока было закрыто, но возле него уже толпились страждущие. Они были тихи ещё, переговаривались осторожно, боясь спугнуть хрупкое похмельное равновесие. Александру Сергеевичу они, почему-то, показались материалом для картин Пикассо, в частности, для «Герники» – такое страдание, видимо, выражали их лица от изнуряющей, ежедневной и безрезультатной борьбы со своей страстью к пресмыкающемуся зелёного цвета. Территория вокруг пивного пункта напоминала выжженную землю – трава на ней почти не росла, вытоптанная паломниками к пивной святыне, чахлые кусты тщетно боролись за своё существование, с железным постоянством обильно орошаемые ядовитыми струями переработанного организмами этих самых паломников и сильно разбавленного водой пенного напитка.
Скверик рядом с торцом магазина был ещё не занят храмом цифровой техники, который непременно появится здесь через тридцать лет, и напоминал в данный момент преддверие перед пивным адом. Центр его был украшен кустом крыжовника, популярным в то время в подобных вытоптанных местах озеленения.
Саша быстро прошёл мимо молочного магазина к Мишкиному дому. Мишкин дом… Как можно было жить в однокомнатной «хрущёвской» квартире шестерым? Они жили – родители, Мишка, его старший брат с женой и их новорождённая дочка. «Наверное, когда они ложились спать, они напоминали те самые