рассматривал своё размытое отражение, понуро передвигающее ноги с противоположной стороны параллельного мира. То ли температура уменьшилась, то ли я начал замерзать, переставая ощущать кончики пальцев на руках. Приходилось отогревать их дыханием.
Теодор и Зверь решительно шагали впереди, уверенно сворачивая между колоннами, будто в этом мире холода и однообразия у них существовали некие им одним заметные ориентиры, позволяющие не сбиться с пути. Начав присматриваться, я действительно обнаружил на поверхности одной из колонн метку, похожую на короткую стрелку. Она не выглядела особо древней, и, не удержавшись, я провёл по ней пальцем. Посыпалось ледяное крошево, стрела стала намного чётче, а палец тут же онемел.
– Увидел чего? – поинтересовался Швед, остановившись около меня.
– Ничего, – угрюмо буркнул я, – отдохнуть остановился.
– На том свете отдохнёшь, – хмыкнул лысый засранец и прошёл мимо, пробормотав что-то наподобие: «Уже недолго осталось».
Широкая спина водителя мелькала впереди, и я совершенно отчётливо понял: именно его ненавижу. Кто-то из группы мне не нравился, кто-то раздражал, а вот этого ублюдка я ненавидел. Хотелось поднять автомат, нажать на спуск и посмотреть, как этот урод будет кувыркаться на полу, разбрызгивая свою гнилую кровь. Получившаяся картинка оказалась чёткой, точно реальность, и я никак не мог понять, почему этот говнюк продолжает шагать вперёд, а не скользит к ближайшей колонне, оставляя за собой алый след. Тяжело вздохнув, я ещё раз провёл пальцем по ледяной стрелке и поспешил за удаляющейся группой.
Впереди треснул выстрел, и гневный голос Теодора раскатился между колоннами, словно тревожный набат. Выяснилось, отповедь руководителя относилась к Круглому, который растерянно разводил руками.
– На кого я могу положиться, – повернулся Теодор к Зверю, мрачно взирающему на своего подопечного, – если ваши лучшие люди ведут себя подобно неофитам? Сколько я могу повторять: в этом месте стрелять не рекомендуется. Ну и посмотрите, к чему это привело, – поднял он руку.
Все притихли, вслушиваясь в абсолютную тишину. Нет! Откуда-то сверху, из темноты, донёсся звук, напоминающий тот, который издаёт материя, хлопающая на ветру. Одиночное поначалу шлёпанье стало множиться, превращаясь в оглушительный рокот океанского прибоя. Во мраке, куда уходили тонкие стволы колонн, появилось множество багровых точек, стремительно увеличивающихся в размере.
– Это глаза, – прошептала Оксана, стоявшая рядом. – О боже, сколько их!.. Мне страшно…
Жутко стало не только ей. По мере того как красные фонарики увеличивались в размерах, во мне нарастало чувство безнадёжной обречённости.
– Уходим! – сказал я, заметив, как остальные, ведомые Теодором, быстро удаляются. – Да сваливаем!
Хлопанье крыльев (а чем это ещё могло быть?) стало оглушающим. Не знаю, какой величины были эти твари, но точки их глаз уже превратились в автомобильные