способностях.
– Ты, еще вот что мне расскажи. Вчера ты мне про бороны толковал? Вроде, прутья поломаны и не привязанные? Не эти? – фабрикант недовольно ткнул пальцем на деревянные бороны, сиротливо лежащие возле телеги. – Да, Михаил Яковлевич! Надо было тебе еще в прошлый год сеялок в запас закупить или заказать кузнецу. Я ведь тебе велел, и с обозом московским мог бы выслать.
При этих словах Бармасов опустил голову.
– Ну, что молчишь, Михаил Яковлевич? Сказать, поди нечего? – голос Ухтомцева наполнился иронией, он раздраженно нахмурился, еще раз кивнул на лежащие бороны. Бармасов виновато молчал. Ответить и впрямь было нечего.
Нахмурившись, фабрикант переводил взгляд то на Бармасова, то на пахарей. Но Михаил Яковлевич по-прежнему отводил глаза в сторону, признавая хозяйскую правоту.
– А что в сарае лежит? – голос фабриканта сердито зазвенел. – Говорили же недавно. И что?
В ответ Бармасов только вздохнул. И опять промолчал, понурившись еще более.
– Эх…, – укоризненно выдохнул Иван Кузьмич, – ты ведь и сам, поди, все знаешь? Ведь не дурак же ты, Михаил Яковлевич? Только, что- то в иной раз я тебя вроде и не пойму никак! То ли ты шутишь ты, то ли притворяешься. Знаешь ведь, что чинить инструмент надо загодя, до пасхи! А срок пришел – так ты и в ус не дуешь! – фабрикант рассерженно выдохнул, понимая, что сотрясает воздух пустыми словами. Он знал, что Бармасов, хоть, и слушает его внимательно и во всем, вроде как соглашается, но подчиняясь какому-то своему внутреннему крестьянскому смыслу, многие хозяйские указания переиначивает. Выполняет не так, как хотелось Ухтомцеву. Что-то добавляет в поручения, а что – то не делает вовсе, руководствуясь собственными мужицкими представлениями о ведении хозяйства. Сейчас же, особенно были причины ругать «нерасторопного» управляющего.
Неделю назад Ухтомцев в первый раз заглянул в плотницкую в полной уверенности, что в его хозяйстве все к севу уже готово, и идет как должно. Однако, неожиданно для себя, обнаружил погнутый и сломанный инструмент, сваленный в кучу и требующий ремонта, а кое-где и замены! Фабрикант вызвал Бармасова и велел, чтобы тот принял меры.
Вчера под вечер Иван Кузьмич опять заглянул в плотницкую и увидел перед собой все ту же неприглядную картину: не разобранный инструмент все также сиротливо лежал в углу сарая, являя своим видом хозяину немой укор. А это был уже совсем перебор со стороны Бармасова – не исполнять поручения хозяина.
– Я тебе в феврале с приказчиком письмо передал? И просил сообщить, что еще надобно привезти в хозяйство к посевной? И про сеялки написал, чтобы ты позаботился. А ты мне тогда и не ответил. Привозил тебе Савельич мое письмо или нет? – прозвенел металлической нотой хозяйский голос.
– А-то, как же не привозил, Иван Кузьмич! Привозил-с. Но вы, уж, меня извиняйте, сделайте милость! Каюсь, припозднились мы нынче с инструментом-то! – стал оправдываться Бармасов, – ох, беда! То одно дело полезет, то другое вылезет. Еще плотник энтот! Дери его, почем, зря за ногу! По селу ходит, заказы под