подвел его. После его смерти я двигаюсь по инерции и уже не могу остановиться.
Свеча погасла. Я открыл глаза, потянулся, разминая затекшие конечности. Сейчас я больше всего надеялся, что наступило утро.
Верно, утро – это то, что я привык ненавидеть. Но сегодня не будет похоже на привычные для меня дни. А потому следует проверить.
Под тихий стук разбитой местами плитки я подошел к двери, открыл её и поднялся наверх. Чуть заметные пылинки парили в воздухе. Свет падал сквозь трещины на стекле, образуя причудливую паутинку на плитке. Похоже, ночью шел дождь – на подоконнике остались следы от стекавшей сюда воды. Что ж, сейчас где-то десять утра. Пора выдвигаться.
Я спустился обратно в подвал.
– Не думал, что ты вернешься, – раздался уже знакомый голос.
Я встрепенулся, застывая на пороге. Как можно было не заметить пробуждения мальчишки?
– Давно не спишь? – вопросом на вопрос ответил я.
– С того момента, как ты ушел.
– Проверял улицу, – пояснил я. – Там безопасно. Можешь идти.
Сегодня мальчик был другим. Во всяком случае, мне так показалось. Он выглядел бодрым, хоть всё еще имел заспанный вид. Но дело было не только во внешности: из его поведения исчезла агрессия и злоба; сегодня передо мной предстал самый обычный подросток. Чумазый, худой и очень бледный, но всё-таки подросток.
Я почувствовал укол совести. Неужели я и вправду хотел его бросить лишь потому, что он чужак?
Я идиот. Я самый большой идиот на свете. Моя паранойя однажды сыграет со мной злую шутку.
Вот уже год, как я остался один. Долгий год безысходности и скорби. Я томился в своей клетке гребаный год. И самое страшное, что буду продолжать томиться. Он ведь ясно дал мне понять, что не намерен оставаться в Виллсайле. Да и собираюсь ли я его останавливать? Нет, конечно. Вряд ли бы мне хватило сил привести незнакомого человека домой.
Однажды я сумею найти исправный транспорт и уеду отсюда. И в мои планы точно не входит этот мальчишка. Он станет обузой.
– Заснул что ли?
– Я просто… Не важно. Так ты знаешь куда идти?
К моему удивлению, он был уже одет. Сидел на тахте и туго шнуровал сапог, не поднимая головы.
– Не совсем. Переживаешь?
– Если только за себя.
– Раз ты такой чувствительный, может, проводишь меня до моста?
Проводить? Вообще-то у меня было много работы. Я потерял много времени и всё, чего хотел сейчас – это прийти домой и упасть в любимое кресло.
Но…
Мне было необходимо убедиться в том, что он действительно свалит из города, а не выследит мой дом, добудет оружие, возьмет с собой парочку опасных личностей и завалится, чтобы ограбить.
Я точно параноик. Или просто пытаюсь оправдаться.
Вдруг мне действительно важно провести еще пару часов рядом с живым человеком? Скажи, Освальд, ты бы осудил меня за этот порыв?