сидел голодный! Все ели обед, а у него ничего не было.
– Но как же это может случиться? Ведь родители оплачивают продленку на месяц. И вы заказываете определенное количество обедов у специальной фирмы. Почему ему не хватило?
– Нет, у нас теперь (и уже довольно давно, кстати) новая система. Какие-то дети записываются на горячий обед и оплачивают на месяц вперед, а какие-то приносят еду с собой. Так решили, потому что долгое время нам приходилось воевать с теми, кому полагался горячий обед, а они не ели. Ну где-то я детей понимаю, иногда такую бурду привозят. Короче, разрешили есть домашнее. Даже несколько столов организовали – для „горячего обеда“ и для „снеков“. Давид должен приносить свою еду. Но сегодня не принес. Сидел за столом перед пустой салфеткой. Мне было его ужасно жалко.
– И что же, другие дети не поделились с ним?
– Да, неудачно получилось. Из „необеденных детей“ кроме него было только двое. И у них самих было чуть-чуть. Они не могли поделиться. Вообще-то у нас дети делятся… но сегодня не вышло. А на кухне сказали, что Давиду порции не положено. Я очень рассердилась: ну ведь всегда немножко остается! Ну поскрести с кастрюли было бы можно! Нет, Давид не записан на обеды, и точка.
– Лид, ну что ты хочешь. Ты здесь первый год живешь, что ли? Орднунг мус зайн! Не записан – не получишь.
– Я вообще не об этом. Сандра, которая заведует кухней, ни в чем не виновата. Но родители! Как можно было отправить ребенка в школу без коробочки с едой? Ведь они поставили его в унизительное положение. Ведь ребенок сидел голодный – и не просто так, а когда остальные ели!
Я заметила, что для нас, приехавших из Советского Союза, это вообще пунктик. Как можно есть, когда другой рядом с тобой не ест. Еда была священным символом равноправия, и если кто-то оказывался обделенным, то нарушались базовые принципы справедливости.
В итоге оказалось, что Лидуся пришла с целым проектом: она предлагала учредить экзамены на право стать родителем. Значит, прошел педагогические и психологические курсы, подковался, потом сдал экзамен и пожалуйста, рожай себе на здоровье.
Я поразилась: Лидуся, ты поменяла политическую ориентацию? Ведь это дело правых: ограничивать и не пущать! Где твоя человеколюбивость?
– Именно в этом! – горячилась моя подруга. – Я люблю детей и не хочу, чтобы безголовые и безответственные родители заводили их, совершенно не думая о последствиях. Кое-как отправят в школу, а ребенок должен отдуваться: то у него нет резинки, то карандаша, то клея – и он должен побираться по всему классу. Я уж не говорю, что родители обязаны одевать своих чад по погоде – но нет, вырядят девочку в тоненькие обтягивающие лосинки и она мерзнет на переменке!
Бронислава сразу заняла позицию, обороняющую права людей плодиться и размножаться без контроля. Я хихикала про себя, представляя себе, как она воевала бы против этой точки зрения, если бы Лидуся не вступила неожиданно на ее собственную территорию.
Я