можно было закопаться навеки. На открытых полках красовались чайники, расписанные пиалы и блюда со сказочными цветами и птицами. Я всегда с удовольствием помогала тете Шуре, если надо было что-то принести-унести, подготовиться к выставке или базару. Ташкент, который находился в тысячах километров отсюда, казался совсем близким. Нет, пожалуй, не так: казалось, что в этой комнате находится тайный ход, который хитрым образом ведет прямо в Ташкент, и если очень постараться, то можно шагнуть и оказаться на старом рынке Чорсу, под палящим солнцем и среди одуряющего запаха овощей и фруктов.
В этой комнате „куёшевцы“ праздновали свои любимые праздники, готовили любымые угощения, пели песни, слушали музыку. Раз в году делали большие ярмарки своих работ – и чего там только не было! Шелковая вышивка, искусная керамика, самодельные куклы – я каждый раз ходила на эти праздники формы и цвета, чтобы полюбоваться на яркие, сочные, южные краски и поддержать соотечественников (ведь все мы по большому счету советские люди, чего уж там). Часть вырученных денег всегда посылалась на Родину, на благотворительные цели. В отличие от многих эмигрантов, тетя Шура и ее подружки не хотели рвать связи с прошлым и помогали тем, кто там остался. И между собой они, как ни
странно, много лет уже жили дружно и не разделялись на группы и подгруппы. Время от времени мне хотелось погреться у их теплого костерка, но приходя на их посиделки, я чувствовала себя чужаком; меня преследовало ощущение, что мое присуствие их как-то смущает, и я быстренько сматывала удочки.
Тетя Шура посмотрела на меня поверх очков:
– То есть ты собираешься написать пьесу-детектив?
– Да.
– И там будет следователь Светлана?
– Да.
– И ты хочешь показать ее прошлое, сделать как бы обобщающий рассказ про наших детей, приехавших в 90-е годы из Союза?
– Да… – я отвечала все более упавшим голосом, потому что понимала, что пришла к тете Шуре с совершенно непродуманным проектом и следущей ее фразой будет „не морочь мне голову“.
– Так сделай флэшбэки, – сказала тетя Шура. – Меня Дора водила на фильм, там были флэшбэки… – (мне показалось, что тетя Шура передает Дорину интонацию, как будто Дора сейчас научает нас, глупых, как надо делать сценарий) – и все было понятно: что за герой, какое у него было детство.
Дора была из той дальней ленинградской родни, что помогла Шуре переехать в Ленинград и потом перебраться сюда. Язык не поворачивался назвать ее иначе, чем „дама петербургской закалки“ – да и вообще не поворачивался особо разговаривать в ее присутствии, потому что Дора была строгой поборницей правильного произношения, не терпела суржика и за неправильное ударение могла посмотреть как рэпер Оксимирон на рэпера Гнойного во время рэп-баттла. Обычно я Дору сторонилась, но сейчас была готова прибежать к ней и крепко обнять: идея с флэшбэками оказалась просто потрясающей. Не закрывая глаз, я отчетливо увидела,