и быстро пошла прочь к толстым раздвижным дверям аэропорта, за которым чернела сырая апрельская ночь…
Когда самолет набрал высоту, яркое солнце, застывшее в углу иллюминатора, осветило ровное поле облаков, а потом бескрайние просторы океана, показавшиеся Виктору такими же ровными облаками, только лежащими чуть ниже…
На паспортном контроле в Нью-Йорке таможенник что-то спросил у него по-английски. Виктор, хотя учил английский в школе и в институте, и полагал, что худо-бедно воспринимает английскую речь, не понял вопроса, но почувствовал, что от этого непонимания зависит что-то очень важное. Не дождавшись ответа, таможенник вернул ему его паспорт.
– Welcome to the United States, – сказал он громко.
Из окна серебристого автобуса, на котором Виктор добирался от аэропорта Кеннеди до железнодорожного вокзала “Пенсильвания”, он с любопытством рассматривал городской ландшафт. Автострада нависла над четырех-пятиэтажными домами с рекламами на стенах. Вскоре показался первый небоскреб, потом еще и еще, а потом они выстроились в непрерывную цепочку.
Церковь мормонов, от которой он получил приглашение, находилась в Чикаго, откуда, как сказала Магда, они должны были ехать в Солт Лейк Сити, штат Юта, где находился их главный храм. Из обмененных в Москве по госкурсу двухсот долларов, “один к шести” – рыночный, полуподпольный курс доллара был в четыре раза выше, “один к двадцати пяти” – Виктор истратил на железнодорожный билет до “города ветров” больше половины.
Поезд на Чикаго шел так мягко, что Виктору казалось, будто он скользил по безветренному морю. В окне проплывали чистые дороги, красивые ухоженные домики, яркие машины, все какое-то особое и отдельное, выделяющееся среди пустых полей и железнодорожных переездов с мелодично звенящими светофорами. Ландшафт за окном создавал впечатление разлинованности, аккуратности и порядка.
Добравшись до “города ветров” и на удивление быстро найдя мормонскую церковь, которая больше напоминала школу или больницу, чем храм Господень, Виктор попал к утренней службе, после которой встретился с мормонским руководством. Из разговора с ним он понял, что находится в свободной стране и сам должен сделать для себя выбор Бога. Глава мормонской церкви говорил по- русски хорошо, но выбор Бога был для Виктора затруднителен. Он вышел из церкви с чувством обязанности кому-то или чему-то за все случившееся с ним и с ощущением в душе какого-то камня преткновения перед свободой, так неожиданно обрушившейся на него.
“Нужно идти к русским”, – подумал он и пошел в организацию помощи беженцам из СССР, где у него стали спрашивать о его еврейских корнях.
Виктор сказал, что он русский, а о происхождении своей фамилии ничего не знает.
– Это неважно, – заключила Берта из отдела по трудоустройству. – По нашим документам Вы будете проходить как еврей, и, слава Богу, что нам еще выделили на этот год несколько пособий под невозвращенцев из СССР по религиозным мотивам.
– Вы сказали… невозвращенцев? –