но купить можно.
– Тебе, я смотрю, не жалко на чужого мужика запасы наши тратить. Я не поленилась у него в столе пошуровать. Так вот, паспорт имеется. Только сомневаюсь, его ли? По паспорту он за тридцать слегка, в очочках круглых, на лицо гладкий и волос такой богатый. Люблю, когда у мужчины чуб волной. Может брат его? А карточек не нашла. Что ж, хочешь его нам на шею? – раздражается Лизавета.
– Ну… Ты же добрая, я знаю. Начала помогать, не останавливайся. Давай лучше подумаем, на какой рынок мне за луком сходить? Мальцевский совсем рядом. Там торгуют?
– Ну нет, на рынок я тебя одну не пущу. И на Мальцевский вместе нельзя. Хоть и близко, а знакомых можно встретить. Увидят, что дорогие вещи меняем, спросят откуда. Да что знакомые? И незнакомые тоже опасны. Приглядят, что за пазухой, следом пойдут и отнимут. Нет, одной никак нельзя. Лучше всего с мужиком, да где ж нам его взять? – разводит руками Лиза.
– Давай завтра с утра возьмем часы или колечки из шкатулки и на Сытный рынок махнем. А пока помоги мне больного нашего переодеть в чистое и обтереть слегка. Мне кажется, он забыл, когда и раздевался. Как звать-то его?
– Ильюха он. Илья Николаевич! А фамилия какая-то нерусская, я не запомнила. Потом сама глянешь. Ну пошли его обмывать. Он хоть и дохлый совсем, а тягать одной у тебя силенок не хватит. А зачем? От грязи не помирают.
– Еще как помирают! И тоже сказала, обмывать. Как покойника! Он еще поживет, наш Илья Николаевич! – весело говорю я.
– Угу! Поживет, поживет. Нашими стараниями. – сквозь зубы подтверждает тетя Лиза.
– Ты чего? Опять сердишься? – не понимаю я.
– Чего! Чего! – передразнивает Лизавета – Часы золотые менять жалко, вот чего! Никогда раньше таких в руках не держала, а теперь возьми и отдай!
13. «Всё страньше и страньше!»
Ну, казалось бы, что такого особенного сходить на рынок? Ничего особенного. Только рынок в блокадном Ленинграде место очень странное. К тому же я и в хорошие времена не любила рынки. А все потому, что совсем не умею торговаться. Вот нет у меня никакого азарта в выгадывании денег. Какое-то дурацкое соревнование, кто кого переговорит. А уж когда вижу, что меня хотят обмануть, совсем плохо. Я чувствую неловкость за все эти хитрости, шитые белыми нитками. Очень неприятное чувство. Правда сейчас я иду вместе с Елизаветой, которая на рынке чувствует себя, как рыба в воде. Она велит мне ни в коем случае не отходить в сторону и ничего самой не обменивать. За пазухой в тряпице у Лизы часы, из тех, что похуже, серебряные. Золотые, черненные она оставила себе. У меня завязана в носовой платок пара золотых сережек с большими рубинами, на мой вкус – купеческими, но Лизе нравятся. Значит и покупатели найдутся.
Блокадный Сытный рынок вовсе не похож на рынок, а люди не похожи на покупателей. Это барахолка, где люди перемещаются в толпе, как во сне. Бледные, как призраки, худые как тени. Лишь