что вам, например, стихи не даются, тогда как в публицистике вы убедительны и даже страстны.
Иван Павлович упорно молчит, не сводя глаз с Гиппиус, которая, чтобы вновь привлечь к себе внимание, перемещается от потухающего камина к темному окну. Она, закладывает руки за спину и нараспев начинает читать стихи:
Колокола молчат, молчат соборные
И цепь оградная во мгле недвижнее
А мимо цепи, вдаль, как тени чёрные
Как привидения, – проходят ближние.
– Я знаю эти стихи. – негромко говорю я Ивану Павловичу. Там в конце есть строчки обо всех нас, очень символичные. Вы же поняли, о каких цепях идет речь? Посмотрите в окно на Преображенский собор. Иван Павлович молчит.
И тут Зинаида Николаевна, возвысив голос до пронзительности, заканчивает
Где ненавистные – и где любимые?
Пути не те же ли всем уготованы?
Как звенья чёрные, – неразделимые,
Мы в цепь единую навеки скованы.
– А ведь и мы с вами в цепь единую навеки скованы. – произношу я сама себе и уже в полный голос прошу – Прочтите же и вы, дорогой Иван Павлович, свою «Небесную царицу мира».
Эта просьба примиряет прадеда со мной. К тому же он испытывает удовольствие от того, что эту просьбу горячо поддерживает Гиппиус. Иван Павлович читает во всеуслышание свое стихотворение-молитву, волнуясь так, что голос его местами дрожит. Затем он с тревогой оглядывает собрание и убеждается, что понравилось всем.
Ну а дальше беседа, естественно, переходит на религиозные темы, и доходит до самой важной – а именно до веры «движущей горами», до силы ее.
– Хорошо бы иметь вещь, которая давала бы человеку такую силу. Что-то вроде волшебной палочки. – мечтательно говорю я Ивану Павловичу.
– Вы рассуждаете, совсем как ребенок. Вы относитесь к божественному проявлению, к чуду, как к игрушке, как к леденцу! Даже странно. – раздраженно замечает он.
– Но, вы же верите в чудесную силу, например, оберега? Или это не по-христиански? – продолжаю допытываться я.
– Что ж, я расскажу вам об одном сердечном даре. В силу его я не просто верю, а имел возможность в ней убедиться. Это совсем маленькая икона Божией Матери, вырезанная на перламутровой овальной пластинке. Я всегда ношу эту, как вы выразились, вещь с собой и берегу, как зеницу око. И убежден, что икона Пресвятой Богородицы является одним из самых сильных оберегов. Но сам по себе оберег не поможет. Только вместе с подлинной верой он защитит своего обладателя от зла внешнего мира. А теперь, давайте слушать самого Дмитрия Сергеевича. Он ведь истинный поэт, из тех, что вы так цените. – обидчиво заканчивает Иван Павлович.
– Дмитрий Сергеевич, кто это? Ах, ты боже мой! Да Мережковский, конечно! – не сразу вспоминаю я. – Что ж, его послушать интересно.
Дмитрий Сергеевич проповедует вдохновенно. Настроение у всех делается «благостное»,