чудит. Но Фортич не обижался. Он всегда говорил, что без шутки за год контракта, у любого крыша съедет. И он в этом был, где-то прав. Убедившись, что в машине всё нормально и все заняты своими делами, Борзов стал подниматься по трапу, на выход из машинного отделения. У выхода из машины в тамбур, где были расположены рефкамеры, повар Ромио выносил из них продукты. Вернее, работали два стюарда, а он, как начальник, руководил ими.
– Как дела, Ромио? – приветствовал Борзов кока. – В камерах температура нормальная?
– Доброе утро, чиф, – вежливо ответил кок. – Все нормально. Видишь, как это мясо заморожено? Думаю, до Кальяо оно не растает, – усмехнулся он. Вообще-то филиппинцы со стармехом такой фамильярности не позволяли себе, но кок был важной персоной, и ему это было негласно позволено. Он, таким образом, демонстрировал перед подчиненными свою значимость. Борзов перекинулся с ним ещё парой слов и прошёл в рулевую, а из неё, повернув налево, в углекислотную станцию. В ней стояли рефкомпрессоры. Всё сегодня было замечательно. Проверив работу рефкомпрессоров и рулевой машины, Борзов вновь спустился в машинное отделение. Он подошел к неисправному датчику и осмотрел его. Пластиковая гайка чувствительного элемента была покрыта толстым слоем краски.
– Долго же ты, родной, тут стоишь, – невольно подумалось ему.
Борзов осмотрелся. Метром ниже площадки, с которой можно было наблюдать за температурой в расходной цистерне и оперировать быстрозапорными клапанами, располагался первый цилиндр главного двигателя. Выше этой площадки, был выхлопной коллектор главного двигателя. От его торца шел жар. И, немудрено, термометр на торце коллектора показывал больше трехсот градусов. До коллектора было не более двух метров. Несмотря на такую высокую температуру, торец коллектора был не заизолирован. Борзов, вообще-то не придавал этому большого значения. Двадцать семь лет судно работало так. Ничего же не произошло ни с топливными цистернами, ни с коллектором. Зато было удобно его открывать при осмотрах. Никто не обсыпался асбестом, и грязи от этой изоляции не было. Борзов еще раз осмотрел датчик, убедился, что работы по его замене не вызовут трудностей, и вновь поднялся к пульту управления. Внимательно осмотрев приборы, и убедившись, что все показания в норме, он взглянул на часы. Ого! Было почти десять часов. Наступало время кофе-тайма. Краем глаза он увидел поднимавшихся по трапу Фортича с Бангсалом. Мимо пробежал Вадик и, по трапу противоположного борта, спустлся вниз, чтобы проконтролировать работу Бармеджо, который в это время подошёл к датчику. Борзов постоял на платформе крышек, обошёл их, проверяя температуру выхлопных газов по цилиндрам и вышел из машинного отделения. Поднявшись на палубу камбуза, он по коридору левого бота прошёл к трапу, ведущего к его каюте. Проходя вдоль переборки машинного отделения, он, невзначай слегка ударил по его неизолированной переборке.
Когда Инночка была у него на судне, во время стоянки в Тяньцзине, она удивилась слышимости из машинного отделения. Вадик кувалдой отдавал