буркнул в ответ десятник.
– Так у вас скоро новый прибор подходит. Проверь его, как он из самопала палит.
– Проверю, – ответил десятник и махнул рукой Федоту. – Иди к своим.
Федот в задумчивости вышел из избы и забрался в сани на свое место, где закопался в сено и начал болеть. Странная вещь – имя, – ощущалась живущей в нем своей жизнью. Она словно всасывалась во все его жилки и косточки, шевелилась и заставляла о себе думать. Никогда не испытывал он таких ощущений и боялся их.
Словно что-то чужое теперь проникло внутрь него и жило в нем собственной жизнью, а с ним входила какая-то определенность. Получалось, что теперь можно было рассматривать самого себя. Но эта определенность выдавливала из него ту безмятежность дурацкой жизни, которой он был наполнен ранее, и это пугало…
Вышел из избы десятник, свистнул стрельцам. Те принесли четыре багра с крюками, вручили похоронщикам. Стрелец, который правил до этого с лошадью, спросил:
– Кто с санями-то управляться умеет?
– Ну, я умею, – ответил один из гулящих.
– Значит, тебе и управляться дальше. Сено для лошади в санях, – и отдал ему вожжи.
Подошло с пяток стрельцов с бердышами. Десятник приказал им:
– Отведете на постой в хутор. Покажете все. Объясните, чего делать. Сами в деревню не ходите.
– А еда? – крикнул кто-то из похоронных.
– Да, еду им выдайте там, в хуторе, – показал десятник на пару котомок, приготовленных на крыльце. Махнул рукой: «Отправляйте!» – и ушел в свою избу.
– Стройся, вы, уроды! – скомандовал бородатый стрелец и провел кованным подтоком бердыша черту перед собой. – Чтобы ноги на черте были! Живо!
Кладбище
Застава или, как ее называли стрельцы, сторóжа, видимо, раньше была брошенной деревней, которых на Руси в то время становилось все больше. Сторожевая изба, в которой размещался десятский, была крайней и выходила прямо на шуйскую дорогу. В будке постоянно сидел на страже стрелец с бердышом и пищалью и грел руки над небольшим костерком, который развел прямо перед будкой.
Против морового поветрия лишних костров не бывает!
Пятеро стрельцов, отправленных сопровождать похоронную ватагу на конях, тоже взяли ружья, тут же во дворе сторожевой избы зарядили их из пороховниц, висевших у них на поясах, порохом, забили пули и пыжи, запалили фитили и воткнули их в курки. Собирались, как на бой…
Похоронщикам выдали, кроме крюков, еще и пару ломов, наподобие пешней – рукоять деревянная, низ железный, – чтобы долбить мерзлую землю. Затем полосатое бревно подняли, и отряд выступил в поход. Дурацкая дружина радостно гоготала, похлопывая котомки с едой. Федот лежал на своем срединном месте, заложив руки за голову, глядел в небо и думал о том, что с ним происходит. Имя определенно меняло что-то в нем, и его слегка мутило…
Настроение у него было странное, так что даже гулящие старались его не задевать. Перед выездом один уродец попытался занять его место на сене, Федот молча взял его за грудки, поднял одной рукой, так что у того