спросил Иосиф. – Женщинам часто бывает трудно произвести на свет ребенка. Как же братья станут помогать им совершать подобное… действие без сестер?
Многие согласно зашумели, но Годвин, предвидевший этот вопрос, предложил:
– А что, если переселить сестер в старый лепрозорий?
Прокаженным в свое время отвели небольшой островок на реке к югу от города, где построили для них приют, так называемый «дом Лазаря»[26]. Когда-то там было полным-полно несчастных, но с проказой, похоже, удалось справиться, и теперь на острове проживали всего двое престарелых монахов.
Остроумец брат Катберт пробормотал:
– Не хотел бы я быть тем, кто сообщит матери Сесилии, что ей придется поселиться в лепрозории.
Послышался смех.
– Женщины должны повиноваться мужчинам, – стоял на своем Теодорик.
– Мать Сесилия повинуется епископу Ричарду, – указал приор Антоний. – Ему и принимать подобные решения.
– Да не допустят этого Небеса, – вмешался в спор казначей Симеон. Этот худой брат с вытянутым лицом выступал против любых предложений, связанных с расходами средств. – Мы не сможем прожить без монахинь.
– Почему? – удивился Годвин.
– У нас мало денег, – объяснил казначей. – Когда нужно восстанавливать собор, как вы думаете, кто платит строителям? Не мы – у нас нет такой возможности. Платит мать Сесилия. Она же закупает съестные припасы для госпиталя, пергамент для скриптория и лошадиный корм. За все, чем братья и сестры пользуются совместно, платит настоятельница.
Годвин растерялся.
– Как же это возможно? Почему мы столь зависимы от нее?
Симеон пожал плечами:
– Уже много лет благочестивые женщины завещают женскому монастырю земли и другое имущество.
Ризничий не сомневался в том, что это лишь часть правды. У монахов тоже немало источников доходов. Они собирают подати с каждого жителя Кингсбриджа, а монастырю принадлежат тысячи акров пахотных земель. Значит, причина в том, как этими богатствами распоряжаются. Однако сейчас не время вдаваться в эти подробности. Что ж, выходит, что этот спор он проиграл. Вон, умолк даже Теодорик.
Антоний примирительно сказал:
– Ладно, крайне интересная получилась беседа. Спасибо, брат Годвин. А теперь давайте помолимся.
Годвин был слишком зол, чтобы молиться. Он ничего не добился и побаивался, что совершил ошибку, бросив вызов приору.
Когда монахи выходили из здания капитула, Теодорик испуганно посмотрел на ризничего:
– Я не знал, что сестры дают нам столько денег.
– А кто знал? – ответил Годвин. Он поймал себя на том, что с ненавистью смотрит на Теодорика, и поспешил исправить положение: – Но ты был великолепен: спорил лучше многих оксфордских светочей.
Прозвучало весомо, и Теодорик расцвел.
В это время суток монахам полагалось читать в библиотеке или с молитвой прогуливаться по внутреннему двору, но у Годвина имелись другие планы. За обедом и на собрании его неотвязно преследовала одна мысль. Он старательно прогонял