из дробовика.
Она провела рукой по глазам. Повернулась ко мне.
– Его звали Седрик. Он родился тридцать первого декабря 1973 года. Его первые шесть месяцев были абсолютным счастьем – даже бессонные ночи, усталость, издерганность. Шарль был предан ему. Материнство – это все, о чем я когда-либо мечтала. Особенно после того, как выросла с родителями, не уверенными в своих родительских чувствах; они были рядом, но всегда как будто где-то в другом месте. – Она кивнула на сигареты и зажигалку, все еще валявшиеся на разгромленной постели. Я потянулся за ними, попутно подхватывая джинсы. Пока она закуривала, я наполовину оделся. – Ты одеваешься, потому что знаешь, что я собираюсь тебе сказать.
Я схватил футболку и натянул ее через голову. Я догадывался о том, что мне предстоит услышать, но промолчал. Она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд не дрогнул, когда она продолжила:
– В ночь на 12 марта 1974 года я уложила Седрика в кроватку. Как обычно, я держала его на руках и шептала, как сильно его люблю. Вскоре он заснул. Мы с мужем тоже легли. И проспали всю ночь напролет. Когда я проснулась, было почти восемь утра, мы с Шарлем никогда не вставали так поздно – Седрик был нашим естественным будильником. Но в то утро в доме стояла тишина. Когда я вошла в детскую, он лежал в своей кроватке, неподвижный. С легкой улыбкой на лице. Эта улыбка у меня перед глазами, она всегда будет со мной, пока я жива. Стоило мне взять его на руки, как я уже кричала. Потому что он не дышал. Не реагировал на мои вопли. На мои мольбы откликнуться. Седрик даже не шевельнулся. Потому что был мертв. – Молчание. Она ни на мгновение не отвела взгляда. – Синдром внезапной детской смерти. Полиция, судмедэксперт, проводивший вскрытие, психиатр, к которому меня отправили после того, как я начала строить планы самоубийства, в чем видела единственное избавление от той сокрушительной, невыносимой боли, что меня топила… Все специалисты говорили мне одно и то же: моей вины в случившемся нет. Синдром внезапной детской смерти не имеет ни закономерности, ни причины. Как будто Ангел Смерти просто выбрал наугад здорового ребенка и решил забрать его крошечную жизнь. Седрику было пять месяцев, две недели и шесть дней, когда он умер. Первые два года после его смерти я была практически затворницей. Похудела на пятнадцать килограммов. Ни одно снотворное из того, что прописывали врачи, не действовало более трех часов. Никакой транквилизатор не снимал боли. Мы с Шарлем всерьез говорили о том, чтобы поместить меня на время в стационар. Не скажу, что настал день, когда я пошла на поправку, когда в голове что-то щелкнуло и агония утихла. Агония никогда не закончится. Но у меня не было другого выбора, кроме как вернуться к жизни.
Отчасти я понимал, что следовало бы взять ее за руку. Но в моем взбудораженном сознании крутился все тот же вопрос.
– И после этой трагедии…
Она перебила меня:
– … не пытались ли мы завести еще одного ребенка?
В этот момент я ожидал, что она отвернется. Она этого не сделала.
– Пока нет. Но, как только ты вернешься в Америку, я откажусь от таблеток.
– Шарль знает об этом?
– Шарль – мой муж. Конечно,