align="center">
«Надувается парус, шумит за кормою вода…»
Надувается парус, шумит за кормою вода,
Ветер хлещет в лицо серебром просолившейся пыли;
То же самое было, я помню, в то время, когда
За руном золотым мы в Колхиду чудесную плыли.
Днем нас мучило солнце и был горизонт сиротлив,
Мы четырнадцать суток томились в безвыходном круге,
И тревожила мысль, что в тени фессалийских олив
Позабыли о нас полногрудые наши подруги.
А безлунною ночью под пологом бархатной тьмы,
В расслабляющем сне до кормы распростершись от носа,
Все мы бредили, ибо еще не увидели мы
Олеандровых рощ и воинственных женщин Лемноса.
«Когда три дня я не поем…»
Когда три дня я не поем
И будет пуст живот как бочка, —
Обед из этаких поэм
Я проглочу, пожалуй. Точка.
Его я не переварю
И попадут мне камни в почки,
И я скончаюсь к январю!..
Знак восклицательный и точки!..
«Напоследок хмельней опьяненные губы прильнут…»
Напоследок хмельней опьяненные губы прильнут,
Обовьются настойчивей отяжелевшие руки;
Золотая моя, только несколько легких минут
Мы успеем укрыть от упорного взгляда разлуки.
Неожиданный блик задрожал у тебя над виском,
У ресниц твоих тень из расплывчатой сделалась резкой,
И предутренний ветер, провеявший влажным песком
И цветущею липой, шалит кружевной занавеской.
Я с удвоенной нежностью платье тебе застегну,
Освежу утомленную шею жемчужною ниткой,
Ты уйдешь без улыбки, но, лишь подойду я к окну,
Улыбнешься из сада и скрипнешь громоздкой калиткой.
Прозвенит тишина, робкий луч проскользнет на кровать,
Я закрою глаза с раздражающей слабостью в теле,
И, пока не усну, смутно будут меня волновать
Тонкий запах духов и тепло неостывшей постели.
«В уединеньи золотом…»
В уединеньи золотом —
О, легкий взор в нее не падай! —
Душа укрылась как щитом
Акмеистической прохладой.
Но зной земной любви жесток,
Он мучит тело томным пленом
И гонит жадной крови ток
По расширяющимся венам.
И неизбежно познаю,
Когда душа прозолотела,
Головокружительную
И тусклую истому тела.
«Я не раз умирал от болезней, от пыток, от жажды…»
Я не раз умирал от болезней, от пыток, от жажды,
И кляня, и приветствуя свой преждевременный час;
Здесь, на милой земле, я дышал и любил не однажды
И сюда расцветать возвращусь не один еще раз.
Помню давнюю ночь: как сегодня, мерцая белесо,
По зениту текло молоко из упругих сосцов,
И мы так же летели к могучей руке Геркулеса,
За