улыбка.
– Но ты вроде бы окреп…
– Держусь…
– Ты сегодня сама любезность.
– А ты предпочла бы, чтобы я хамил? – Бен снова едва заметно улыбнулся. – Ты бы этого не вынесла.
– Я рада, что ты приходишь в себя, Бен.
– Прости, если я тебя напугал…
– Ты меня не напугал…
– Ну да, рассказывай…
– Ну, хорошо, да, я очень волновалась. И папа тоже…
– Но сегодня ты здесь одна.
– Папе на утро назначили собеседование, он устраивается на работу.
– Рад это слышать. А то последнее время он сам не свой…
– Ты несколько преувеличиваешь, Бен.
– Ничуть. И мы оба это знаем.
– Папа в душе хороший человек.
– Жаль только, что меня он ни во что не ставит и превозносит свою заводную дочь.
Перестанут ли когда-нибудь наши дети ревновать друг к другу? Неужели мы с Дэном так сильно напортачили с их воспитанием? Возможно ли вообще построить правильные отношения между родителями и детьми? Или это, как и в межличностных отношениях, вечная проблема?
– Он очень тебя любит, Бен.
– Но мы с ним не друзья.
– Вы подружитесь.
– Угу, непременно.
– По крайней мере, мы с тобой друзья, – сказала я.
Бен кивнул.
– Ты точно на меня не злишься? – спросил он.
– Я никогда на тебя не злюсь.
Этот разговор произошел в колледже пять недель назад. В тот вечер, вернувшись домой из Фармингтона, я отправила сыну сообщение по электронной почте, написав, что буду в его распоряжении в любое время дня и ночи, но пусть он не беспокоится: надоедать не буду.
«Живи в свое удовольствие и знай, что мне всегда можно позвонить – если понадоблюсь, я буду с тобой через полтора часа».
Пять дней спустя я получила от Бена SMS-сообщение: «Не хочешь пообщаться?» Это было после четырех – буквально через несколько минут после того, как я ушла с работы, – я тотчас же ему позвонила, и мы проболтали почти полчаса. В разговоре мы ни разу не коснулись его психического состояния, лечения, приема лекарств, его чувств относительно девушки, из-за которой у него случился нервный срыв. Мы обсудили несколько фильмов, которые он только что посмотрел, биографию Марка Ротко[4] («Парень только и говорил об искусстве») и песню группы «Грин дей» («Знай своего врага»), которую он постоянно слушал («Наверно, я думаю о ней…» – сказал Бен с немалой долей иронии в голосе, что внушало надежду). Я ни разу не спросила, как у него дела, ибо, судя по его тону, он уверенно возвращался к нормальной жизни. Но к концу разговора, когда я предложила звонить ему время от времени, Бен сказал: «Давай я сам буду связываться с тобой, хорошо?»
Разумеется, я сказала, что меня это вполне устраивает.
С тех пор я получала от Бена как минимум два SMS-сообщения в день – часто смешные/глубокомысленные («Думаешь, по-настоящему разбитые сердца встречаются только в кантри и ковбойских песнях?»), порой тревожные («Очень плохо спал. Сегодня сеанс у доктора Аллен»), иногда просто «привет». Два раза в неделю он звонил, но ни разу за все