стали покидать прорези в балдахине над Вероникиной кроватью. Было слышно, как Вика взашей выгоняет всех из номера.
Вскоре голоса смолкли, и всё ближе к кровати раздавались чьи-то одинокие шаги.
Это была Вика.
– Ну, давай поправляйся! – заглянула она в балдахин. – Тебя ещё денёк-другой на капельнице подержат, а потом будут с ресторана хавчик носить! Ну, ты крепкая баба! – напоследок заключила она. – Вроде хрупкая такая, фигурка точёная, вся как куколка за миллион доллариев! А смотри-ка, как кошка живучая! Вон, уже и щёчки зарумянились! – она подняла одеяло и заглянула туда оценивающе, как на свою вотчину. – И тут всё приходит в норму!.. Просто удивительно!..
Вика замолчала, собираясь с мыслями, и с аппетитом, как на булочку, посмотрела на Веронику, заглядывая ей в самое лицо:
– Ладно! Отдыхай! Мы с тобой потом поговорим! Со мной будешь жить! У меня всё ништяк в хате! Обалдеешь!..
С этими словами она исчезла, оставив Веронику оценивать новые впечатления и обдумывать, как налаживать свою новую жизнь: надо было как-то приспосабливаться.
Глава 7
Вероника шла вперёд по составу, преодолевая вагон за вагоном под мерный, убаюкивающий перестук колёс, который словно обещал ей теперь конец всех тревог, страданий и страхов. Чем дальше от Москвы отходил поезд, тем ей становилось спокойнее на душе, росла уверенность в себе, и ощущение опасности, в котором она пребывала последние два дня в столице, теперь исчезло, как и не было вовсе.
Она сняла перепачканное, словно побывавшее в роли половой тряпки, пальто и, вывернув, повесила его на руку, в которой держала и сумочку с зашитыми в подклад долларами. Теперь вид её стал вполне сносный.
В одном из переходов между вагонами, там, где по бокам от лязгающих друг по другу панцирных пластин, не было почему-то резиновых труб-уплотнителей, и виднелись просветы открытого пространства, в которых мелькали, выхватываемые из кромешной темноты отсветами из вагонных окон рельсы и шпалы, её посетила мысль избавиться от полупальто. Она решила пропихнуть его туда, скомкав в плотный шар, чтобы оно упало на пути, и уже собралась это сделать, но в самый последний момент вдруг передумала: ей почему-то стало жалко выбрасывать эту вещь. Быть может, потому, что она напоминала ей о том времени, когда она могла беспечно, даже не задумываясь о цене, купить такое полупальто в фешенебельном столичном валютном магазине на Новом Арбате, где даже иностранцы шарахались от цен, округлив глаза. А она тогда могла себе это позволить – купить на Новом Арбате дорогущее полупальто! Могла, потому что рядом был Бегемот, который выполнял её желания по одному, – не жесту даже, – просто взгляду.
Да-а, Бегемот, хотя и был паскудник, бабник и плут по женской части, но её, свою жену, любил, как себя. Она видела и чувствовала это! А сколько времени он подкрадывался к ней, как к заветной драгоценной добыче, боясь спугнуть её нечаянным движением, как дичь. Вероника позволяла ему это делать. Быть может, он думал, что делает это очень хитро и незаметно для неё. Но ей-то был заметен каждый его шаг. Она-то видела, как постепенно тот сжимает