подскочила. Мне пришлось попятиться от края – и вовремя. В следующую секунду раздался взрыв, и порождение брата Теобальда, обогащенное аспидным семенем Гидеона, оглушительно лопнуло и обратилось в розоватый, стремительно расходившийся пар.
Жомов-Пещерников перекрестил резервуар, повернулся и пошел прочь. Его сменил Боев, который примчался, застегиваясь на бегу, и возглавил развод перепуганных сотрудников станции по рабочим местам. Наши сновали между ними, подсовывая планшеты с расписками о неразглашении. Мне было нечего там делать, и я догнал батюшку.
Мы зашагали в ногу по пустынному коридору среди толстых войлочных труб. Где-то мерно дышал гигантский насос.
– Все явлено и предсказано, – заговорил Жомов-Пещерников, не дожидаясь моих расспросов. – Эти невежды забыли, что Водолей – воздушный знак, а вовсе не водный. Они изначально ошиблись с несущей субстанцией. Крестили дьяволом, но по старинке – водой, а на дворе уже время духа.
Я пришел в благоговейное восхищение от его прозорливости.
– Духовность, – приговаривал батюшка на ходу. – Вот она в самом что ни на есть практическом применении.
Тут мне пришла в голову непрошеная мысль.
– Послушайте, – сказал я и остановился. – Но он же растекся в воздухе. Значит…
Жомов-Пещерников тоже притормозил и повернулся.
– Да, господин полковник, – согласился он. – Никто не обещал, что будет легко. Это еще не конец времен. Не отрицаю, он перешел в воздух и будет смущать отечественные умы. Нам предстоит смертельная битва с невидимым противником. Но разве не в этом наше предназначение? Тут мы играем, что называется, на своем поле. Невидимое, неуловимое зло, смущающее слабых! Слава Богу, нашему опыту в этом деле позавидует любой враг.
Сыч
Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?
– Смотри, кто это?
Грузный молодой человек с готовностью оборачивается. Его подруга выдергивает руку и спешит к широкой каменной чаше, установленной на газоне. Над аккуратной травой чуть возвышается мелкая емкость величиной с небольшой бассейн. Почти такая же объемистая нога сокрыта, но есть. Она очень короткая. В чаше обитает деревянное изваяние.
Молодой человек, руки в брюки, вразвалочку косолапит за спутницей. Рядом визжит и лает детская площадка. Свистят качели, журчит фонтан. Местные привыкли к скульптуре и не замечают ее.
– Занятно, – бормочет кавалер. – В нем что-то есть.
Он смотрит дольше и пристальнее, чем мог бы – как будто впитывает. Его подруга тоже слегка околдована. В них затронуты общие струны, дрожащие глубоко, беззвучно.
– Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку, – вдруг начинает декламировать девушка. – На меня наставлен сумрак ночи…
– Наверно, это филин, – перебивает ее юноша.
Его