Меньшиков приподнял над полом свою жертву и откинул в сторону.
– Я звоню в полицию! – закричал перепуганный доктор и рванулся на лестницу, ведущую на второй этаж.
– Ах ты … – выругался младший Меньшиков и рванул следом.
Потасовка была недолгой. Нагнав Николая Серафимовича на лестнице, Меньшиков подцепил его за ногу и резко опрокинул. От неожиданности врач едва успел закрыть лицо руками, чтобы не лишиться зубов.
– Ты, это ты, паскуда, убил. Ты, тварь! – охаживая ногами верещащего Полянцева, приговаривал Меньшиков, – ты, гнида, мразота очкастая!
(Николай Серафимович, к слову, никогда не носил очки, да и на зрение не жаловался).
– Нет, нет, – слезно кричал изрядно потрепанный доктор, – не убивайте меня!
Сбив дыхание, Виктор закашлялся и остановился. Лежащий на полу доктор, свернулся калачом, хрипел, умолял и плакал. Меньшиков отшатнулся к стене и медленно сполз на пол.
– Не убивайте, не убивайте меня, – скулил врач, пытаясь скукожиться до размеров горошины.
– Сука, заткнись! Что ты несешь, я никого не убивал!
– Не убивали, не убивали, простите, я никому не скажу.
– Замолчи, – ударив кулаками об пол, заревел Меньшиков.
– Не скажу, не скажу, не скажу, – дергаясь в такт собственным словам, как мантру повторял Полянцев.
– С чего ты несешь, что я убил отца?
– Не скажу, не скажу, не скажу, – бормотал врач, словно в забытьи.
– Отвечай! – Подавшись вперед, Виктор толкнул ногой трепыхающегося доктора.
Полянцев взвизгнул, но продолжал молчать.
– Как ты смеешь говорить, что я убил оцта, крысеныш!? – Помимо вопроса Меньшиков продублировал и удар.
– Я пришел, а вы на полу, и отец ваш на полу, я думал сердце, а у него шея, шея сломана, – заикаясь, рассказывал врач.
Виктор перевалился на колени и навис над дрожащим доктором.
– Шея? Шея!? Да ты откуда взялся, сучоныш!?
– Иван Иванович мне позвонил. Иван Иванович, сказал, что вы пьяный пришли, что опять с отцом ругаетесь.
– И что, что?!
– Я приехал, он мне открыл ворота, я пришел, а вы лежите, и он лежит. И я к нему, а он мертвый.
У Виктора похолодели пальцы и что-то безвозвратно оборвалось между грудью и горлом. Слова не шли на язык, Меньшиков моментально побелел, хоть в темноте коридора этого и не было видно. В руках застыл Полянцев, всунувший голову в пиджак как можно глубже, отчего между отворотами торчали только глаза и лоб. Мысли постепенно складывались в ужасную картину, с черными пробелами неизвестности.
– И, что, что мне делать? Это не я, слышишь, я не хотел его убивать!
– Я не скажу, не скажу, – бормотал врач, шмыгая носом.
– Не я это, я не мог его убить!
– Вы нечаянно, случайно, это все случайно произошло.
– Да! Да, это все несчастный случай, да? – глаза Виктора вспыхнули безумным огнем.
Полянцев быстро кивал, продолжая прятаться в пиджаке.
– Хочешь,