доктор.
Виктор продолжал сжимать платок, даже когда врач уже взялся за другой край. Взгляды мужчин вновь встретились. Лицо Виктора исказила лютая злоба. Теряя едва вернувшееся самообладание, Полянцев упал на колени перед Меньшиковым.
– Нет, прошу вас, отпустите меня, никому, никому не расскажу!
– Ты, ты, убил его!
– Нет, нет, стал бы я вам помогать тогда?
– Ты, собака, ты, денег моих захотел, гнида!
– Да какие, какие деньги, стал бы я вас шантажировать таким образом, Виктор Михайлович, это же самоубийство!
– Подставить меня хочешь, тварь!
– Я бы ушел, я бы ушел, вызвал полицию, а вас и будить не стал, Виктор Михайлович, – дрожа лепетал Полянцев, сложив руки, словно собрался молиться, – ну скажите, ну подумайте, я бы просто ушел, вызвал полицию, и ушел, или вас бы спящего уколол чем-нибудь, и никто бы не узнал, что это я, или…
– Ррр, сука, – Виктор уже занес ногу, чтобы обрушить её на лицо перепуганному доктору, но в последний момент остановился, бухнулся на колени и уткнулся, рыдая, в холодную кисть мертвого родителя.
– Але, скорая, мужчина умер, остановка сердца, почтовая улица, дом тридцать три, семьдесят лет.
– Ему, шестьдесят восемь, – вытирая лицо, заметил Виктор, когда Полянцев уже повесил трубку.
– Я знаю, что ему шестьдесят восемь, но, если человеку меньше семидесяти, то по закону обязаны делать вскрытие.
– Там совсем что ли идиоты работают? Они же его паспорт возьмут!
– Не волнуйтесь, у меня есть знакомый в морге, я попрошу его, чтобы вашего отца не вскрывали. Заявление приложим, и все будет в лучшем виде.
– Так зачем тогда скорой врать?
– На всякий случай. Я больше чем уверен, что на покойников ночью одни аспиранты выезжают, а дежурная, кто звонок принимала, уже пометила в журнале, что отцу вашему семьдесят лет. Виктор Михайлович, понимаете, главное всех запутать, тогда и вы не причем, и я. Я ведь теперь ваш соучастник получаюсь.
– Замолчи, заткнись! – огрызнулся Меньшиков, – у несчастных случаев не бывает соучастников!
– Да, да, – потупившись забормотал Полянцев, – теперь, надо в полицию звонить, чтобы участковый пришел и засвидетельствовал.
– Какая полиция, ночь на дворе.
– Да, пол второго. Ну какой-то дежурный все равно должен объявиться. Вы пока его паспорт найдите.
Не прошло и часа, как приехала скорая, а вместе со скорой прибежал и Иван Иванович, садовник, открывавший ворота. Иван Иванович был в шоке от увиденного, и едва не упал в обморок, но подлетевший Николай Серафимович, усадил его на диван и крепко обнял.
–Сердце все-таки не выдержало. Держитесь, Иван Иванович.
Садовник вздрогнул. Лицо старого друга, служившего верой и правдой семь лет, исказилось, и слезы градом побежали, едва успевая скапливаться в морщинках серо-голубых глаз.
Молодой и сонный аспирант не стал раздевать Михаила Ефимовича в поиске каких-либо повреждений, покивал со знанием дела Полянцеву, перешедшему на латынь, взглянул в карту, которую вел