баскетбола, у Ноа роботы и чуваки с мечами в объятиях грудастых принцесс.
– Даже если я тебе скажу, ты все равно не поймешь, – проговорил он.
Надо было тогда врезать ему по морде.
– Как жаль, что у нового короля Камеамеа[29] нет времени побеседовать с деревенщиной, – съязвила я.
– Ты это о чем?
– Это ты мне скажи, – отрезала я. – Ты же у нас король.
– Я такого не хотел. – Он сел на кровати с таким видом, будто делает это из последних сил. – Да и что ты знаешь? Ты знать не знаешь, каково это. И никто из вас не знает.
Ох, брат. Он, похоже, и не догадывался, как прозвучали его слова.
– Я знаю вот что: ты задираешь нос, будто нас с Дином тут вовсе нет, – ответила я, и это была правда. Потому что мама с папой даже не просили его помочь по хозяйству, ведь ему нужно отдохнуть. Порой Ноа с мамой уезжали куда-нибудь вдвоем, чтобы все обсудить, только обычно делали это незадолго до ужина, так что нам с Дином приходилось “угощаться” папиными полуфабрикатами. А от Ноа с мамой по возвращении пахло автокафе “Радуга” или кондитерской “У Леонарда”, клянусь.
– Дело в… – начал Ноа, – в моей голове. Там вертятся разные мысли, никак не останавливаются.
– Например?
Он спросил, знаю ли я, как мы живем.
Я ответила, что знаю. Мама с папой рвут задницу на работе, но тут нам хотя бы полегче, чем на Большом Острове после того, как закрыли плантацию сахарного тростника. Да и то, чем он сейчас занимается, тоже приносит деньги.
Ноа потер лицо. С силой. Как будто пытался и никак не мог счистить с него что-то.
– Вот видишь, я же говорил, что ты не понимаешь. “Мы” не значит мы с тобой и мама с папой. “Мы” – то есть Гавайи. А может, и не только Гавайи.
– Окей, – ответила я, – ну а ты-то здесь при чем?
– Вот это я и пытаюсь выяснить. По-моему, я должен это исправить. В этом все дело.
Я сжала и разжала кулак. Сжала и разжала.
– То есть только ты один? – уточнила я.
Он промолчал. Я видела, что он вымотался, весь взмок, как лошади в долине Вайпио, на которых мы когда-то катались, от чего в моей памяти остались только запахи и ощущения. Сама земля поднималась по их галопирующим мышцам. От них требовалось именно это: бежать. Но от долгого бега они выдыхались, истощались, так ведь? И не могли делать то единственное, что от них требовалось.
– Да, – сказал Ноа. – Я один.
Ну ладно, он устал. Мне было сложно: с одной стороны, я его жалела, но он пытался внушить мне чувство вины – за свои чувства, за то, что я ничем не могу ему помочь, за то, что он особенный, будто во всем этом я виновата. Он частенько пытался внушить другим чувство вины. И обычно у него получалось, даже со мной. Но только не в этот раз, потому что я услышала лишь то, что он думает о нас с Дином, – ничего. Потому что считает себя особенным.
Отчасти я ему поверила. Но не до конца. Я вышла из его комнаты, точно бродячая собака, которую огрели плеткой. Ноги, которые несли мое тело, казались чужими. Рука, дотронувшаяся до дверной ручки, словно была не моя. Может, он