Александр.
Мы вышли.
– Отец Тереза чертов. Так, Ирина, сейчас я буду тебя не провожать, а…
Я не дала договорить.
– Ага, давай.
В общем, лестница с широкими старыми перилами удобное место.
– Так, цитируя нашего человека из Амстердама, «придешь домой, …пару раз». Люблю тебя, жду тебя завтра. Пойду, хорошо?
– Ага, иди, наш человек из Амстердама. Не переусердствуй только.
– Ну, это зависит уже от силы воображения.
– Бы-гы-гы. Иди давай, я доеду трамвайчиком. Целую!
И я умчалась вниз, хлопая задниками босоножек, чтобы перестучать и сердце, и звук закрывающейся двери.
Тепло и свет… Свет и тепло. Наши встречи были такими длинными и большими, что помещалось в них нечто немыслимое. Я проснулась в то воскресенье с ощущением сладкой истомы и усталости. Усталости, имеющей привкус крови, сахара, першащей в горле. В животе было как-то дрябло, не было опоры. Ноги – ватные, руки – слабые. Дышать трудно. Хотелось упасть в недра кровати и падать, падать сквозь пол, словно «На Игле» и в передозировке. Чтобы звуки притихли и приглушился бы свет.
То чувство, которое держало меня клещами на прошлой неделе, чувство нереальности, поменяло полюса. Я не хотела ничего этого – есть, одеваться, разговаривать, готовить. Разве вот выгуливать Бобку – отдушина, общение на уровне взаимности, не меньше. Одиночество. Я хотела сбежать из своего дома, от своих людей. И оказаться там, где мой любимый. И там быть.
Я помнила, что вот он уедет вечером, что еще неделю ждать ему меня, а мне – его. Но это-то как раз было легко. Потому что неизбежно. Надо читать летнюю программу, конспектировать тонны материалов, писать базу для научной работы с моими барышнями. На все это надо время, очень много времени. А еще – летние факультативы и практикум. И маленькая подработка. На все это надо время.
Ну а вот сегодня все бессмысленно, все только мешает, все душное и слишком плотное, и я должна быть не здесь. И совершенно не с кем говорить, и даже нельзя иметь искреннее лицо. Все только внутри, как желтый огонь в сердцевине фиолетового ириса. Так что я ждала.
Потом оделась и сбежала из дому «играть в волейбол на пляж». У нас только три часа. Эта мысль пульсировала в голове и на дне глаз. Я шла к Роману домой, задыхалась от того, что дорога такая долгая. Я впервые не тянула ногами время прогулки, а пыталась намотать его, спихнуть, обогнать, успеть.
Я пришла, позвонила, дверь почти распахнулась.
На меня смотрел Рома. Глаза были слегка шальноватые, общее состояние – утро в китайской деревне. Не выспавшийся, помятый, застегнутый со сбившейся пуговицей, нервный какой-то.
– Привет! Уже!
– Привет, Ром.
– Заходи, Ириш, заходи уже давай. День уже давно, да? Мне нужен стимул.
Роман наполнял пространство словами. Было видно, что ему нехорошо, его подплющивает, организму тяжело, нервам тяжело, на душе муторно.
Я инстинктивно зашла на цыпочках и как-то вся сжалась.
– Иринка,