шесть лет прошло с того дня. А я все надеюсь, все жду, что ты откроешь глаза, что все переменится…
– Что именно должно перемениться?
– Все!
– Лаконично.
Никитин вскочил, пылая жгучим гневом. Задел стол, от чего бабушкина чашка подпрыгнула на блюдце и перевернулась. Я бросилась за тряпкой, вытирая некрасивую обжигающую лужу, старательно не замечала его взгляд. Хорошо, что здесь нет Розы. Загубил бы вражина одну из ее накрахмаленных белоснежных скатертей с ручной вышивкой по кайме. А так лежат они спокойно на полке шкафа, и это очень хорошо.
– Пока ты была с ним, я мог лишь мечтать о тебе. Я всегда отлично знал, что ты не из тех, кто смотрит на других. К тому же, он ведь первый тебя встретил. Все было честно. Но уже полгода как ты оставила его. И что же?! Теперь ты с этим…с этим… ничтожеством!
Я посмотрела на него пристально и спросила глухо, ибо меня достала эта мелодрама:
– А ты лучше?
Никитин побелел. Я кивнула на его кисти с разбитыми в кровь костяшками:
– Что с руками?
– Не твое дело!
– Ага, не мое. Так может, и ты не в свои дела лезешь?
Повисло тяжкое молчание. Никитин сверлил меня взглядом. Неожиданно на его лице появилась улыбка. Наверное, тогда-то я и поняла, что он действительно может быть опасен. Увы, не обманулась.
Перегнувшись через стол, он склонился ко мне. Я не шелохнулась. Прошептал:
– Не забывай, я знаю, кто ты.
– Повторяешься.
– Не играй со мной, Сара. Или тебе больше нравится Мэри?
– Мне больше нравится в тишине и спокойствии.
Никитин тихо засмеялся и откинулся на спинку стула. Вновь побуравил меня взглядом. Улыбка больше не сходила с его губ. И была она поганее некуда.
– Я тут покопался в интернете, взломал пару сайтов…все, как обычно. Сама знаешь. Так вот, попалась мне на глаза биография твоего отца. Точнее, маленький ее фрагментик. На остальное и претендовать нет смысла, она засекречена так, что самый умный из нас добраться не сможет.
Познания Никитина о моей семье все же впечатлили. Отец был сродни призраку. Даже шепотом его имя старались не произносить, боясь потревожить мятежный дух, старую рану.
За пределами семьи никто не знал кто он. Так было всегда. Однако Никитин разнюхал.
Память услужливо подкинула воспоминание годичной давности. Я приехала в Петербург на похороны бабушки, матери отца. Об истинной цели моего визита никто не знал, как и о том, что в офис я явилась прямиком с поминок. Этой же ночью я улетала в Тель-Авив, посему взяла некоторые вещи бабушки с собой. Все, что хотелось оставить на память, я отправила курьерской доставкой. Но некоторые вещи все же не рискнула отправлять с чужими людьми. Награды отца, его фотографии, я взяла с собой. Были среди прочего и некоторые бабушкины документы. Узнать по ним кто она, а также имя ее единственного сына, труда не составило бы. Однако для этого необходимо было залезть в мою сумку и изрядно покопаться в ней. Что ж, надо быть внимательнее к своим вещам. И «друзьям».
– Почему он не дал тебе свое имя? Боялся, что многочисленные враги отыграются на единственной