летописей «лишь те данные, которые могут проиллюстрировать его мысль» [11, 106].
В одном номере с критической статьей А.Г. Кузьмина редакция поместила и заметку к ней Д.С. Лихачева. Согласившись с критикой А.Г. Кузьминым статьи М.Ф. Котляра «с исторической точки зрения», Д.С. Лихачев завуалированно критикует самого Кузьмина за его отношение к «Слову» прежде всего как к историческому источнику, за сопоставление его с летописью, между тем как «“Слово” – художественное произведение; летопись художественные цели не ставит на первое место. Святослав в “Слове” – это не только конкретный киевский князь Святослав Всеволодович, он еще и обобщенный образ главы Русской земли. В этом отношении между Святославом “Слова” и Карлом Великим “Песни о Роланде” очень много общего. Карл и Святослав символизируют собой единство своих стран. Они мирно управляют страной, пока герои их сражаются. Как и в “Песне о Роланде”, где седобородый Карл сочувствует и оплакивает Роланда, хотя и осуждает его, в “Слове” седой великий князь киевский Святослав оплакивает гибель Игорева войска, жалеет о судьбе Игоря и одновременно его осуждает. В русских былинах образам Карла и Святослава до известной степени соответствует образ киевского князя Владимира Красного Солнышка, при дворе которого живут богатыри, совершающие свои подвиги по защите Русской земли от врагов-язычников. Было бы ни с чем несообразно требовать полного совпадения образа былинного Владимира с летописным, а образа Карла Великого с тем, который открывают нам исторические источники. Сюжетное положение Святослава в “Слове” требует его некоторой идеализации в определенных сюжетных традициях» [12, 110]. Двусмысленно звучит и финальное предложение в заметке Д.С. Лихачева: «Не могу не присоединиться к заключительным словам статьи А.Г. Кузьмина, настаивающего на необходимости ответственно подходить к ответственным темам» [12, 110].
Другим объектом критики А.Г. Кузьмина стал А.Л. Монгайт, высказавшийся в поддержку мнения о подложности знаменитого Тмутараканского камня. Как известно, надпись на камне, найденном в конце XVIII в. на Таманском полуострове, в две строки с указанием года (1068) и индикта, вырезанная красивым четким уставом, «не только является одной из древнейших датированных русских надписей, что само по себе очень важно для истории языка и культуры, но содержит и ценную историческую информацию: уточняет местоположение летописной Тмутаракани и порядок княжений в Тмутараканском княжестве, дает еще не использованный до конца материал по русской метрологии и т. д.» [13, 221]. И вдруг А.Л. Монгайт покушается на этот замечательный источник, кстати, подобно А.А. Зимину «не приведя ни одного нового факта или аргумента (не считая некоторых очевидных ошибок)», демонстративно игнорируя «совершенно ясные (и в основном не новые) доводы и возражения своих оппонентов» [14, 283]. И при этом он еще «обращается за своего рода поддержкой к неспециалистам – миллионам читателей журнала “Наука и жизнь”» (статья А.Л. Монгайта была опубликована в трех